Странно, ведь раньше я все про него знала. А сейчас словно живем в разных измерениях.
— Скажи, ты и теперь получаешь от учеников письма?
— Конечно. Почему ты спросила?
— Ты не рассказываешь о них.
— Ну, тебе это не интересно.
— Они тебе пишут на школу?
— Да. Например, перед выпуском было письмо.
— Делятся успехами?
— Не все. Как раз это письмо — из колонии.
Он стряхнул с ног туфли, прижал босые ступни к камню, обнял колени.
— Тебе было неприятно это письмо?
Он пожал плечами.
— Наоборот, я рад, что получил.
— Рад?!
— То есть, конечно, жаль парня. Но я рад, что он мне написал.
Безлюдный пляж выглядел странно, пустынно, под навесом моталось на гвозде позабытое полотенце. Кира Сергеевна смотрела, как в море, на лунной дорожке, перемещаются, играют белые блики.
— Я его знаю?
— Нет, он кончил школу уже без тебя.
— За что он там?
— Не пишет.
Он о чем-нибудь просит?
— Нет. Не просит. Видишь ли, радостью делятся с каждым, а горем — только с близкими. Это письмо мне дороже других…
Воздух остывал, у нее замерзли плечи. Ей хотелось прижаться к теплому боку мужа, но она видела, какое у него сейчас лицо. Как будто рядом сидит чужой.
— Разве так уж приятно узнать, что твой ученик не стал человеком? — спросила она.
— Я не сказал «приятно». Я сказал — «дороже!» — раздраженно произнес он. Но Кира Сергеевна все равно не могла понять, почему письмо от преступника дороже писем от честных людей. Ее мало интересовал попавший в колонию парень — она его не знала — ей хотелось понять, почему они так по-разному смотрят на жизнь.
— Мне было бы горько, если б мой ученик попал в колонию. И стыдно за себя. Значит, я не научила его жизни.
Он сбоку и как-то косо посмотрел на нее.
— Жизни может научить только жизнь.
— А мы не в счет?
Он не ответил. Сидел, обняв ноги, уткнувшись подбородком в колени. Она видела его темную скулу и висок с отросшими волосами.
— Ты замечала, как больно молодые входят в жизнь? — неожиданно спросил он.
Она удивилась:
— Больно? Не понимаю.
— Хотя мы говорим, что им открыты все дороги…
— Но им и в самом деле открыты все дороги. Для них подготовлено все. Если хочешь, мы вносим их в жизнь на своих плечах!
Он поежился, спустил с камня ноги.
— Не надо, Кириллица, ты ведь не на трибуне, обойдемся без лозунгов. Ты привыкла смотреть на жизнь сверху, а оттуда не все увидишь, разве что общую картину. Жизнь понизу идет и состоит из деталей, которые тебе не видны…
— Не будем обо мне, — перебила Кира Сергеевна. — Все же объясни, как это — «больно входят в жизнь».
Он потер замерзшие босые ступни, сунул ноги в туфли. Она испугалась, что он сейчас встанет и уйдет. И разговор оборвется.
— Не физически, конечно. Просто молодые входят в жизнь, где хозяева не они, а мы. Мы пытаемся навязать им свой опыт, традиции, вкусы… Вплоть до длины волос и ширины брюк. Умудряемся колоть им глаза даже тем, что воевали. «Защитили вас!» Хотя защищали и себя.
Он вздохнул и умолк. Согнулся, захватил горсть мелкой гальки, подбросил на ладони.
— И что же? Вечный конфликт отцов и детей?
Он покрутил головой.
— Опять ты лезешь на трибуну. Зачем тут формулировки? Ты же знаешь: никому в голову не придет заново изобретать велосипед или открывать бином Ньютона. А нравственный опыт каждый приобретает сам. И если не понять этого, можно наломать дров, а это чревато.
Ей стало досадно, что он говорит таким раздраженным тоном, и это напоминание о трибуне прямо-таки бесило ее. Мягкий, добрый, избегающий конфликтов, вдруг сам нарывается на конфликт. И не произносит свое любимое «все утрясется».
— Потому твой ученик и попал в колонию, что кто-то навязывал ему длину волос?
Это было не очень великодушно — сказать так. Конечно, он переживает за парня, и получилось грубо.
Он уже совсем сполз с камня и все поигрывал галькой, с мелким стуком сыпалась она с ладони.
— Ты привыкла нормативно мыслить, Кириллица, и все упрощать. Это оттого, что ты не знала неудач.
— Зачем ты все время сворачиваешь разговор на меня?
Он не ответил.
Далеко в море выдавался мыс, он весь был залит огнями — там угадывался город. Кира Сергеевна посмотрела туда, и ей отчаянно захотелось домой, в уют городской квартиры и в свой маленький кабинет, к привычным делам и заботам.