— Кира, скорей!
Промочит ноги.
От остановки бежали люди, прикрываясь зонтами, сумками, газетами, а она шла, отгороженная нитями дождя от людей, от Ленки, и никто не видел, какое у нее лицо.
Может быть, ничего этого нет — ошибка, недоразумение, он не мог, даже если бы весь свет перевернулся, все равно он не мог.
Она понимала, что это правда и никакой ошибки нет. Его молчание, равнодушие и как он постоянно избегал ее, отгораживался тетрадями, планами, телевизором, и как приходил нетрезвым — так точно и плотно пригонялось все к единственному объяснению, волоска не протащишь…
— Кира, а дождик из чего?
Зачем она здесь? Зачем все люди? Где поплакать? Не на кладбище же идти. Он говорил: «Плакать лучше в одиночку». Откуда знает, как лучше плакать?
— Из воды.
— И нет! Дождик сделанный из тучек!
В автобусе она сняла меховую шапочку, с которой текло, отжала ладонью воду. Мокро блестел заглаженный мех, она положила шапочку на сиденье, рядом. Ленка пристроилась напротив, зубами стащила мокрые варежки. Посмотрела на Киру Сергеевну, и вдруг у нее задрожали губы.
— Кира, у тебя сделалось маленькое лицо.
Кира Сергеевна отвернулась к окну.
— Это от дождя. Посмотри, какие ручьи бегут.
Она удивилась, какой у нее тонкий, больной голос.
Ленка сидела боком в своей шубке, прильнув к окну, царапала стекло ногтем.
В центре Кира Сергеевна хотела поймать такси, но их не было, на стоянку идти не хотелось — далеко. Они сели в троллейбус.
Она сидела, отвернувшись к окну — чтоб никто не узнал ее. Опять возвращалась к мысли: он не мог. Умный, честный человек. Немолодой уже. Если ему не верить, кому же тогда?..
В салопе пахло теплой сырой кожей, и Кира Сергеевна сглатывала подступавшую тошноту. Смотрела в окно, там уже кончился дождь, шли с покупками люди, перешагивая через лужи, двое мальчишек тащили за собой санки по голому асфальту, маленькая девочка несла разноцветные воздушные шарики, они отлетали назад, мягко ударялись друг о друга. Все выглядело обычным, и это придавало уверенность: ничего не могло случиться, если жизнь вокруг не изменилась.
Она вспомнила давний сон. Рассекая густую нарядную толпу, бежит страшный, весь черный человек и кричит страшное слово «война!» Кроме нее, его никто не слышит и не замечает. А она думает: не надо бояться, это неправда, война уже была, тогда плакали женщины, и мать плакала, и все куда-то спешили, а теперь вой гуляют нарядные люди, смоются дети, значит, ничего не случилось.
Ее все-таки узнали, подошел мужчина в синтетическом пальто с толсто раздутой сеткой.
— Здравствуйте, Кира Сергеевна! Где вы так колоссально промокли?
Сперва она никак не могла сообразить, кто это. Потом узнала его — инспектор гороно.
— Новую школу видели? Колоссально! Там будет школа полного дня — даже комната отдыха есть! Если Василий Васильевич уйдет из гороно, надо его туда директором!
Зачем он так громко говорит? — думала Кира Сергеевна. Она испугалась, что сейчас закричит.
— А это ваша внучка? Такая большая? Колоссально!
Он чуть не прозевал остановку, качнувшись на ногах, побежал к дверям. Ленка состроила рожицу, передразнила:
— Колоссально! Колоссально!
Кира Сергеевна смотрела на нее. Ленка спросила:
— А что такое — колоссально?
Они вышли из троллейбуса, Кира Сергеевна постояла, держась за столб, ждала, когда пройдет слабость в коленях. Потоки воды смывали с обочин последние островки снега.
— Я забыла там зонтик! — крикнула Ленка и обернулась назад. Но троллейбус уже ушел.
— Пустяки, — сказала Кира Сергеевна. Она старалась представить встречу с мужем. Если он дома.
Он был дома. Когда они вошли, выглянул в прихожую, испугался:
— С ума спятили бабоньки!
Схватил Ленку, раздел, стащил сапожки, мокрые до колен колготки. Принес из холодильника водку. Присев на корточки, долго растирал Ленкины ноги, грел в ладонях, дышал на них.
Кира Сергеевна одетая сидела в кресле, смотрела, как ходят его плечи. Показалось, в прихожей пахнет чужими духами. Вспомнила: и тогда, когда он пришел с выпускного вечера, от него пахло чужими духами.
Он почувствовал ее взгляд и обернулся.
— Тоже промокла? Снимай, сейчас разотру. Напою вас горячим молоком, раз вы такие дурочки…
Даже странно, что он говорит самые обыкновенные слова. И лицо у него обыкновенное. Как будто ничего не случилось.
Кира Сергеевна все так же сидела, свесив руки.
— Что с тобой?
— Устала.
Хорошо бы прямо сейчас спросить. Если б не Ленка. Зачем я взяла ее? Это же мука — ждать, когда она уснет.