Ради чего стоит жертвовать жизнью, как не ради свободы. Есть ли дело достойнее и насущнее, чем борьба за свободу? Вряд ли твой отец осудил бы меня, выйди я с пистолетом на поединок и отдай я жизнь, отстаивая свое доброе имя, запятнанное молвой. Ведь дуэли в моде у наших дворян-самозванцев, мне же они претят.
Бесценная моя Элен, обещаю впредь не утомлять тебя столь серьезными размышлениями, буду писать о том, что тебе доступно и интересно. Ты говоришь о моих «взглядах», боюсь, у меня их просто нет. В поступках я полагаюсь на наитие — первые побуждения добродетельны. И к тебе меня привело наитие добродетельнейшее и могучее.
Джон подписал письмо, сложил, запечатал его и пошел в гостиную. Там сидел Джордж и читал. Шторы опущены, ярко горит лампа. На высоком, орехового дерева столе — маленький нож.
— Я думал, ты спишь. Уже за полночь.
— Я писал, — ответил Джон.
— Да что ты! Утомительное занятие.
— Письмо к Элен, — пояснил Джон.
— Вдвойне утомительно. Писать женщине — безумие. Всякое слово, что бомба, у тебя перед носом и взорваться может. Женщины хранят наши письма, а потом бьют нашего брата выдержками из них.
— Элен не из таких, — улыбнулся Джон. Он сидел лицом к брату, вытянув к камину ноги. — Хотя ты, несомненно, знаешь светских женщин лучше.
— К сожалению, — бросил Джордж и острым ножичком разрезал книжный лист. — Впрочем, разговаривая с женщиной, учишься многому. Например, как вести политику.
— Скорее, судя по твоим сравнениям, военные действия.
— Именно, — кивнул Джордж. — Политика и война. Неискушенным лучше держаться в стороне.
— И впрямь, — подхватил Джон.
— Война или, скажем, восстание. Оно, конечно, пагубнее всего. Заговоры, доносы, нетерпеливые сообщники. Все это, пожалуй, увлекает, но увлечение это крайне порочное.
— А не порочнее ли ухаживать за женой дуэлянта? Как мне рассказывали, и такое случается.
— Тогда по крайней мере было ясно, ради чего рискуешь, да и награда высока, — ответил Джордж и сдвинул очки на белый лоб.
— И риск оправдался?
— Еще бы. Я и по сей день вспоминаю эту женщину. Характером приветлива, в постели нежна. Да еще и умна. Чертовски умная женщина.
— Как высоко ты, Джордж, ставишь ум! В юности меня это так огорчало. Ведь я сам далеко не умен.
— Ну что ты, Джон, что ты! Хватило же у тебя ума попасть в изрядную переделку.
— Ладно, раз заговорили, — вздохнул Джон, — давай коснемся и этого.
— Только не сегодня. Времени у нас хватит. Наговоримся, успеем. А сейчас ночь, пора неподходящая.
В неровном свете камина с портрета на стене братьев созерцал высокий, осанистый господин в иноземном платье, но Джордж и Джон его не замечали.
КАСЛБАР, АВГУСТА 15-ГО
— Да благослови вас бог, — громко поздоровался Мак-Карти, переступив порог пивной.
— И тебе пусть пошлет благословение, — откликнулся хозяин.
Кое-кто из сидевших подле камина тоже ответил на приветствие. Два британских солдата в ярко-красных мундирах взглянули на пришельца и равнодушно отвернулись. Мак-Карти выложил медяк, взял кружку темного пива, пересек комнату и подсел к высокому мужчине средних лет.
— Далеко ж тебя, Оуэн Мак-Карти, занесло от Киллалы, — сказал тот.
— Верно, Шон Мак-Кенна, вот заехал лишь затем, чтобы тебя повидать, в лавке Брид сказала, где тебя искать. Молодец, и в лавке успеваешь, и в школе, да еще остается время за кружкой пива посидеть.
— Ты вроде тоже в этом себе не отказывал, — заметил Мак-Кенна и подвинулся, уступая Мак-Карти место на низкой скамье.
— Да что за таверны в Киллале! Грязные развалюхи. А у вас — город, веселье, хоть признаки цивилизации есть.
Меж ирландских слов английское «цивилизация» прозвенело, словно монетка об пол.
— Что ж, в Каслбаре тебе всегда рады, — произнес Мак-Кенна. Говорил он степенно и спокойно, и слова тоже степенные и спокойные.
— Вижу, у вас полно этих молодчиков, — Мак-Карти кивнул на солдат.
— Два полка. Один — Защитники принца Уэльского, а второй не помню, как называется. Пока они в казармах, но поговаривают, что их будут определять на постой средь местных. Приятно тебе было бы спать в одной постели с такой вон парочкой?
— Не более, чем им самим. У солдат жизнь несладкая. Оторвали от дома, поселили в чужом краю, будь то Ирландия или Индия.