Ранее эти земли принадлежали якобинцам, католикам, протестантам, мелким дворянам, которые, как им казалось, разумно поддерживали нейтралитет. Однако земли у них отобрали. Дела лорда Гленторна вели управляющие, обосновавшиеся в фермерском доме какого-то якобинца и превратившие его в крепость. Первые двое не столько занимались хозяйством, сколько наводили порядок, ибо после эпохи короля Вильгельма в Мейо еще не один десяток лет царили нравы буйные, не признающие никаких законов. Офицеры-якобинцы, отвоевав, возвращались на дарованные им земли, сгоняли прежних владельцев, и те пускались на грабеж и разбой. Поначалу они искали себе благородную цель: дескать, мы продолжаем праведную войну (на самом же деле эта война закончилась еще при Лимерике), потом вконец скатились до заурядного разбоя. На них охотились, как на диких зверей, с гончими — и одного за другим переловили почти всех; головы их красовались на тюремных стенах в Каслбаре, тогда еще город только начинался. Немногие уцелевшие занялись земледелием, с благодарностью приняв несколько акров из своих же бывших угодий.
Тот, кому принадлежали почти все земли в Тайроли, жил далеко и не мог оказывать благотворное влияние на этот дикий край, потому там и процветали нравы мелкопоместных дворян-самодуров и смутьянов, дуэлянтов и хамов, бесстрашных, но и жестоких. Многие сами не вели хозяйство, а сдавали землю в аренду, порой всю, до самого порога, неприкаянным — ни кола ни двора — крестьянам. Иные даже аренду передоверяли крупным или мелким посредникам, порождая тем самым целый класс дармоедов, еще меньше их самих причастных к земле. Отрешившись тем самым даже от своих все более и более приходящих в упадок хозяйств, помещики коротали дни за азартными играми, петушиными боями; они пускали по ветру состояния жен, похищали деревенских девушек.
Управляющие Гленторнов, не в силах даже счесть поголовье скота или хотя бы крестьян, каждые три месяца исправно отсылали в Дублинский банк доходы, переправлявшиеся потом в Англию. В общественной и политической жизни графства управляющие маркиза имели немалый вес, а несколько месяцев в году они проводили в Англии. Редкие путешественники или бродячие летописцы, которых заносило в Мейо, в один голос утверждали: не видно во владениях Гленторна хозяйской руки, оттого и все беды. Живи семья маркиза в Мейо, лучше возделывались бы земли, хозяйство процветало, урожаи росли, лиходеи крестьяне остепенились бы под влиянием благородного господина, окрестные помещики тоже обрели бы своего предводителя, набрались у него хороших манер да благочестия. Но каждый понимал, что идеал сей недостижим. Гленторн был пэром как английским, так и ирландским, и, конечно, на первом плане для него было имение в Чешире. То, что многие крупные помещики жили за морем, — одна из причин темной и жестокой жизни в Ирландии, и люди уже изверились, что она может перемениться.
Впрочем, в 1759 году лорд Гленторн, отец нынешнего маркиза, надумал посетить Мейо. В роду Гленторнов исподволь росло чудачество, и в этом отпрыске с неказистым, похожим на грушу телом оно распустилось пышным цветом: лорд любил мальчиков, ценил высокие чистые голоса, покровительствовал искусствам. Решение его было принято чеширскими помещиками как очередная прихоть, но на этот раз она даже порадовала соседей. Много лет лорд Гленторн прожил в Италии, порхая из одного аристократического гнездышка в другое. За ним следовала свита художников-портретистов, арапчат-слуг в тюрбанах и суровая жена, вызывавшая лишь жалость. В Чешире решили, что Гленторн окончательно спятил, раз надумал уехать в тартарары. Однако по-иному виделось все лорду Гленторну: средь величественных холмов и непроходимых болот возведет он замок, огромный, не имеющий равных, но выдержанный в строгом стиле.
Восемь лет строился замок Гленторн. Великий немецкий архитектор Нибур прожил в Мейо в доме управляющего полгода, производя расчеты и замеры местности. Он пользовался инструментом собственной конструкции, в котором линзы хитроумно совмещали и холмы, и топь, и устье реки пред его взглядом. Потом из Англии привезли каменотесов, а из Италии — штукатуров, мастеров лепных украшений. Из Франции Гленторн выписал обстановку и драпировку для каждой из многочисленных комнат, руководствовался он, не покидая Лондона, подробнейшим планом, который составил Нибур. С земли, отведенной под парк, аллеи, искусственный пруд и два лабиринта, согнали тридцать крестьянских семей.