Наконец выдвинулся и он, получив назначение в Вандею, помогать Гошу подавлять восстание шуанов. Там-то и пришла к нему слава. Эмбер с блеском вел военные действия в непривычных условиях, находил неожиданные решения. Всякий генерал спасовал бы перед лесной чащобой или болотами, а Эмбер шел на риск. Он воевал так же, как и сами шуаны: неожиданные переходы, ночные налеты, засады, такие же внезапные отступления. Как и шуаны, он не ведал ни страха, ни жалости. Эмбер уважал своих противников, простых крестьян, как и он сам, отважных в бою. Но он жестоко расправлялся с переметнувшимися на их сторону и возглавившими восстание чужаками-дворянами. Случись такому попасть в плен, Эмбер вешал его без суда. При Киброне он разгромил английскую армию и примкнувших к ней монархистов, а четыре дня спустя взял штурмом Пентьевр и пленил весь гарнизон. Взглядов он держался самых немудреных, умеренное крыло Директории презирало его за это, и он получил прозвище «кроличий шкуродер». Революцию надо защищать и нести дальше, Англию, главного ее врага, следует уничтожить. Когда во Франции верх взяли приспособленцы и оппортунисты, Эмбер примкнул к якобинцам.
— Так вот, господа, — продолжал он, — считаю необходимым уведомить вас, какие приказы получили мы от Директории, отправившись в поход, и в чем наша задача. Мы — одна из трех частей Ирландской армии. Нам предстоит высадиться на побережье Ольстера, занять позиции и раздать оружие союзникам-ирландцам. Далее нам надлежит объединиться с армией генерала Арди и подчиняться его приказам. Он вправе выбирать: идти ли на помощь восставшим в Ольстере или наступать в другом направлении. Главное, чтоб мы побеждали. Наша армия, как, впрочем, и его, невелика. Большая часть Ирландской армии идет в третью очередь — девять тысяч солдат под командой генерала Килмэна. Но его корабли выйдут из Франции только тогда, когда мы закрепимся на ирландской земле и одержим победы.
— Если Арди удастся достичь ирландских берегов, — вставил Сарризэн. — Мы даже не знаем, вышел ли он из Бреста.
— Наберитесь терпения, полковник. Я и об этом скажу. Вы поймете со временем, что солдатское дело — не только воевать. Нужно еще быть и хорошим дипломатом. Не было бы никакой Ирландской армии, кабы не настойчивость некоторых французов, вроде меня, да ирландцев, вроде присутствующего здесь полковника Тилинга и его друга полковника Уолфа Тона. Ведь Директория сейчас делает ставку лишь на египетскую кампанию Бонапарта. Но она не прочь — заметьте, не горит желанием, а лишь не прочь — поставить грош-другой и на Ирландию, так осторожный игрок делает побочную, сулящую меньший барыш ставку. Так вот, мы с Арди и есть эта побочная ставка. Выиграем — и Директория поставит больше — пришлют армию Килмэна, ему еще придется ловчить и хитрить, чтобы его солдат не отправили в египетские пустыни.
— Значит, мы лишь ставка в игре! — хмыкнул Фонтэн. — Да еще малая. Не очень-то это утешает.
Эмбер откинулся в кресле и вновь погладил живот. На бледном массивном лице выделялись глаза, юркие и настороженные, как у кота.
— Осторожный игрок чаще всего скареда. И выигрыша ему не видать. Вам известно, что и нас в Рошфоре, и Арди в Бресте продержали очень долго. То нет боеприпасов, то мушкетов, то нечем платить жалованье. Возможно, виной тому не только нерадивость. Может, нашлись люди, которым пришелся бы не по душе успех Ирландской армии. Вы это не исключаете?
Но Фонтэн и Сарризэн сосредоточенно изучали карту, на генерала глаз не поднимали, даже не переглянулись.
— Что ж, господа, ваше молчание разумно. В политику лучше не вмешиваться. Рошфорский казначей оказался человеком любезным и, не дожидаясь распоряжения из Парижа, выдал мне сорок семь тысяч франков. А друзья из Рейнской армии снабдили боеприпасами. Даже пушки пришлось одалживать. А мушкеты я раздобыл, употребив власть, которой не облечен. А самое главное — мне строго-настрого приказывали отплыть вслед за Арди. Как видите, я ослушался.
Над столом, поскрипывая, раскачивалась лампа. Эмбер помолчал, ожидая, что скажут офицеры.
— Вы меня осуждаете? Директория, видимо, тоже осудит. И еще как! Если я вернусь без побед. Но стоит нам закрепиться, вы только ахнете — Арди и Килмэн не заставят себя ждать. — Эмбер повернулся к Тилингу. — Простите за прямоту, поэтому-то я и выбрал в заместители вас, а не своего старого соратника Уолфа Тона. У нас с ним схожие характеры, и мне нужно, чтобы он остался во Франции и не отступал от Арди ни на шаг, всеми правдами и неправдами торопил его. Простите меня, но вы, ирландцы, только начинаете борьбу за свободу. Вы похожи на наших прямодушных господ либералов у истоков революции. А революция зиждется на самых неблаговидных компромиссах и сделках. И Уолф Тон это отлично понимает. У него врожденный талант дипломата. Итак, господа, вы здесь не для того, чтобы сидеть и боязливо отмалчиваться. Слово за вами.