Братья в ужасе уставились на лекаря.
— Да, — кивнул целитель. — Тийя заставила всех южных жен присоединиться к заговору — да их и не пришлось очень долго уговаривать. Они целые месяцы планировали кончину фараона, — сами о том сказали. Написали подметные письма своим братьям и отцам, начальникам и сотникам армии юга, говоря, чтобы те поднялись против властителя. О, господа, эти женщины были очень хорошо организованы! Но к тому времени у дверей уже были ваш, Семеркет, брат и его люди. Это заставило жен запаниковать. Фараон сумел вырваться и пошел к двери как раз тогда, когда она открылась. Но хотя Тийя увидела, что все пропало, она все равно преисполнилась решимости убить мужа. Царица взяла нож и ударила фараона в живот.
— Да! Я видел, как это произошло, — согласился Ненри. — Слава богам, что это только царапина. После всех своих замыслов и злых дел царица, в конце концов, проиграла.
Лекарь плотно обвязал голову Семеркета свежей повязкой и, смущенно кашлянув, понизил голос так, чтобы слуги не могли его слышать.
— Простите, господин градоправитель, но я боюсь, что царица Тийя в точности выполнила свои замыслы.
Братья посмотрели на доктора, словно сомневаясь, правильно ли расслышали.
— Прошу прощения? — переспросил Ненри.
Царский лекарь резко отдал приказ своим помощникам, и те удалились из комнаты, чтобы подождать во дворе.
— То, что я говорю вам, господа, — прошептал целитель, — государственная тайна. Хотя она не сможет оставаться тайной слишком долго.
Семеркета забил озноб.
— Ну? — резко спросил оп.
Лекарь минуту помолчал, и только потом сказал:
— Вот что вы должны узнать: когда я осматривал рану фараона той ночыо, она не казалась серьезной., Я ее перевязал, как перевязал бы любой поверхностный порез. Но когда вчера я менял повязку, рана воспалилась, начал сочиться гной. Ничто не могло остановить кровотечение. Заподозрив самое худшее, я приказал немедленно привести царицу Тийю, которая содержалась в тюрьме храма Диамет. Она подтвердила свое последнее злодеяние: лезвие ножа было смазано ядом гадюки пирамид, самой ядовитой змеи. Никто никогда не выживал после ее укуса. Могут пройти недели, прежде чем жертва умрет, но она все-таки умрет. И фараон — тоже.
Услышав такие сокрушительные новости, люди в комнате не смогли взглянуть друг на друга. Семеркет сглотнул и тихо спросил:
— Он знает?
Лекарь кивнул.
— Вот почему вы должны поправляться, Семеркет — и вот почему вы должны сказать мне правду о том, как себя чувствуете. Рамзес каждый день вас зовет. Ваше имя — его единственное утешение, говорит он, потому что вы — единственный среди подданных фараона, кто и в самом деле его любит. Вы спасли его трон, и его наследник благодаря вам в безопасности. Властитель хочет поблагодарить вас лично, прежде чем…
— Поблагодарить меня? — ошеломленно спросил Семеркет. — Но он потерял из-за меня жизнь. Если бы я только выяснил правду на один-единственный день раньше!
— Но фараон наверняка так не думает, — недоверчиво проговорил целитель. — Он сделает вас богатым человеком, возвысит над всеми. Вы должен лишь сказать, что хотите получить в награду.
Но Семеркет покачал головой:
— Нет. Я ничего не хочу. Я ничего не заслужил. Я проиграл.
— Вы не можете отвергать дары царя.
* * *Прошло два дня, а Семеркет все еще не мог стоять, не испытывая головокружения.
Он склонил голову перед министром Тохом, который пришел навестить его на одре болезни.
— Фараон щедр, — сказал Семеркет, — но я не могу принять его дары. Я ничего не сделал, чтобы их заслужить.