Он вновь тронул грудь, и я не выдержала, толкнула со всей силы, на которую была способна. Со всей злостью, со всем отчаянием. В глазах Кондора отразилось недоумение, которое тут же вспыхнуло азартом. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, в мгновение ока перехватил мои запястья одной рукой и прижал к двери над головой, обездвиживая.
— Очень хорошо… Я рад, что Элар настоял на своем. Сиюминутное желание едва все не испортило. Я бы жалел. Но я против седонина. Всегда был против. Он уничтожает весь смысл. — Кондор коснулся моей щеки: — В покорности есть своя прелесть, Мирая. В истинной покорности. Настоящей. Но познать ее может только тот, кто покорился. Урожденным рабам этого не дано. Урожденные рабыни ничто по сравнению с тобой.
Хотелось заткнуть уши, не слушать эти вкрадчивые отвратительные слова. Они были так созвучны тому, что совсем недавно говорила Финея, что меня почти парализовало от ужаса. И сейчас я даже радовалась, что заказчик — кто-то другой. У лигура нет на меня прав. Он едва ли осмелится на что-то большее.
— В первый раз вижу, чтобы в Кольеры приходили сами. Это было сложно? Решиться?
Его лицо было совсем близко, и я упрямо пыталась отклониться, увеличить дистанцию.
— Разве у меня был выбор?
Он прикрыл светлые зеленые глаза:
— Конечно. Просто бросить мальчишку здесь.
Эти слова разозлили меня. Стало на миг плевать, с кем я говорю, плевать на его власть надо мной. Я открыто взглянула в темное лицо:
— Он мой брат. Младший брат.
Кондор повел бровями:
— Что с того? Кровь не гарантирует единение. Кровь — всего лишь биологическая жидкость. Можно иметь брата, но не любить его.
Я задрала голову еще выше:
— Можно. Но я люблю. Какой ни есть. Кажется, вам этого не понять. Вам и таким как вы.
Я думала, он ударит меня, но его тонкие губы исказила скептическая ухмылка:
— Надо же…
— Ведь меня бы не оставили в покое? Даже если бы Ирбис погиб? Ведь так? Скажите правду.
Я поняла это, узнав о заказе. Уверилась, глядя на Финею. Если бы не вышло с Ирбисом — они бы нашли другой способ. Еще более незаконный и подлый. Они бы ни перед чем не остановились.
Губы Кондора приблизились почти вплотную к моим:
— Смелая, неглупая, красивая, умеющая любить…
От него пахло табаком. Казалось, он вот-вот поцелует меня. Я уже приготовилась впиться зубами в его губу, до крови, с остервенением.
— Как так вышло, что при всех этих достоинствах ты почти девственница?
Я молчала, будто звенела от напряжения. Рассказывать этому чудовищу о своих ошибках? Зачем? Чтобы развлечь? Я не собиралась его развлекать. Я отвернулась:
— Никак.
Лигур освободил мои руки, вновь ухватил за подбородок:
— Ответ неверный. Я жду.
— Не ваше дело! — я почти выкрикнула.
Вырвалось само собой, на эмоциях, я даже не успела осмыслить. Замерла, ожидая реакции.
Глаза Кондора полыхнули яростью. Он отстранился:
— На колени, рабыня, — прозвучало убийственно холодно и ровно, на контрасте с недавним жарким шепотом.
Я стояла истуканом. Не мелькнуло даже мысли исполнить приказ. Он схватил меня за волосы, дернул вниз. Я рухнула на камень, лишь успела вовремя выставить руки. Стояла на четвереньках и глохла от такого унижения.
— На колени!
Я, наконец, выпрямилась, но голову не опустила. Это было выше меня.
— Глаза!
Я не подчинилась. Продолжала открыто смотреть снизу вверх.
— Я прикажу выпороть тебя. Еще лучше — сделаю это сам.
Не знаю, какой демон в меня вселился. Внутри будто скопилось электричество, которое рвалось наружу. Было плевать на чувство самосохранения. Я уже нахлебалась унижений. Понимала, что это лишь начало, но уже была сыта по горло. Не подчинюсь. По собственной воле не подчинюсь! Я свободная имперка. Меня заманили сюда подлым обманом. Незаконной сделкой. Я не рабыня. И не буду ею. Тем более, для него.
Я поднялась без позволения, вскинула голову. Это был мой протест.
— Вы можете все. Принудить, заставить, опоить, наказать. Но по собственной воле я никогда не встану перед вами на колени. Я свободная имперка. Я не рабыня.
Не ожидала, что он улыбнется. Кондор вновь приблизился, приперев меня к стене, легко коснулся губ кончиком пальца: