— Вот именно, — согласился с ним Вдовин. — Но не в том, чтобы без разбора арестовывать тех, кто попадается под руку!
На какое-то время в кабинете начальника управления наступила тишина. Было слышно только, как кто-то из двоих ходит по кабинету.
Потом снова раздался голос Вдовина:
— А у нас в управлении нашлось достаточно много карьеристов, которые стремятся отличиться и выдвинуться на репрессиях! Они готовы арестовать десятки, сотни людей, чтобы приписать себе заслуги в разоблачении врагов!
— На кого ты намекаешь? — проскрипел Сырокваш.
Вдовин не ответил.
И тогда Сырокваш с откровенной неприязнью в голосе сказал:
— Странные разговоры ты ведешь, Вдовин! Уж не в Испании ли ты этому научился?
— Не трогайте Испанию! — Голос Вдовина зазвенел от возмущения. — Там мы боролись с настоящими фашистами, а не делали себе карьеру!
После этих слов Котлячков втянул голову в плечи и решил было уйти, чтобы не слушать этот разговор, становившийся все более острым. Но какая-то непреодолимая сила снова заставила его приблизиться к приоткрытой двери.
— Я требую немедленно освободить Бондаренко! — снова донесся до него голос Вдовина.
— Ты что себе позволяешь, Вдовин?! — взорвался Сырокваш. — Кто ты такой, чтобы требовать?! Да ты понимаешь, что значит освободить Бондаренко?! Из-за этого олуха Стручкова он целый час ходил по камерам и беседовал с арестованными! И теперь знает все!
Подслушивая этот разговор, Котлячков постоянно оглядывался на дверь, ведущую из приемной в коридор. Он очень боялся, что кто-нибудь неожиданно войдет в приемную и застанет его за этим не только малопочтенным, но и небезопасным занятием.
Из-за двери «шифоньера» вновь послышался голос Вдовина:
— Если эти люди арестованы на законном основании, нам нечего опасаться. А если мы нарушили закон…
— Какой еще закон?! — Голос начальника управления едва не сорвался на фальцет. — Для меня есть один закон — приказы и указания наркома внутренних дел!
— А для меня, — спокойно и твердо ответил Вдовин, — это всего лишь приказы и указания. А закон для меня — это советская Конституция, а также уголовный и уголовно-процессуальный кодексы!
За дверью стало тихо, но пауза на этот раз была совсем короткой. Не успел Котлячков прислушаться к тому, что происходит в коридоре, как в кабинете начальника управления снова заговорил Вдовин:
— Повторяю: я требую немедленно освободить Бондаренко! Если вы это не сделаете, я сегодня же поеду в Москву!
— Как это «поеду»?! — Начальник управления даже задохнулся от гнева. — Я не разрешаю тебе никуда уезжать из города!
На этот раз слух не обманул Котлячкова: по коридору действительно кто-то шел! Он отпрянул от двери и сделал вид, что ожидает вызова к начальнику управления.
Голоса за приоткрытой дверью стали глуше, и он теперь не мог слышать всего, о чем там говорили.
Когда шаги в коридоре удалились, Котлячков вновь осторожно приблизился к «шифоньеру» и услышал конец фразы, произнесенной Сыроквашем:
— …Ты ответишь за нарушение дисциплины!
— Я готов ответить за все, — спокойно ответил ему Вдовин. — Но сначала я доложу наркому о том, что происходит в нашем управлении!
— Ты думаешь, товарищ Ежов будет с тобой разговаривать?! — с откровенной издевкой в голосе спросил Сырокваш.
— Ну что ж, тогда я добьюсь, чтобы меня принял товарищ Сталин.
Котлячкову стало ясно, что сейчас разговор закончится и Вдовин направится к выходу из кабинета. Он осторожно прикрыл дверь и, на цыпочках пройдя через приемную, бочком выскользнул в коридор…
— И что было потом? — спросил Осипов, когда Котлячков замолчал.
— Не знаю. Я не стал ждать конца разговора и ушел.
— Как ушли? — удивился Осипов. — Вы же собирались что-то докладывать!
— Собирался, — подтвердил Котлячков, — да не стал. Они могли догадаться, что я слышал их разговор. А в те времена… понимаете, свидетеля такого разговора запросто могли убрать!
Это не были пустые домыслы: Котлячков, видимо, хорошо знал то, о чем говорил.
— И все же, — продолжал настаивать Осипов, — что последовало за разговором Сырокваша с Вдовиным?
Я даже отложил ручку, так меня интересовало то, что скажет Котлячков. Но он разочаровал меня.
— Я же сказал — не знаю! Знаю только, что в тот же вечер Вдовин уехал в Москву и больше в управление не возвращался.
И Осипову, и мне было ясно, что Котлячков не обманывает нас: его показания в отдельных деталях сходились с тем, что нам уже было известно.