— А ты, оказывается, эгоист! О маме ты, значит, не думаешь? А Лариску ты спросил? Она-то к нему как относится?
Юра передернул плечами и, снова отвернувшись к стене, ответил:
— Лижется с ним, дура!
— Вот видишь! — обрадовался я тому, что у меня есть такой союзник. — Она хоть и младше, а лучше тебя понимает, как маме трудно с вами одной. Да и вам не сладко, по себе знаю.
Юра порывисто повернулся ко мне и возбужденно проговорил:
— Да был бы он летчиком, как мой папа, или хотя бы шофером! А то!.. — И Юра безнадежно махнул рукой.
— Знаешь, что я тебе скажу… — прижал я его к себе, не представляя пока, как доказать ему, что профессия строителя, а «лысый» был именно строителем, ничуть не хуже профессии летчика или шофера.
И все же мне удалось, как мне кажется, найти кое-какие аргументы и успокоить Юру.
Мы просидели с ним на батарее минут пятнадцать, пока я сумел уговорить Юру вернуться домой, пообещав ему в один из ближайших дней показать свой пистолет.
— А вы мне его точно покажете, дядя Миша? — не веря своему счастью, переспросил Юра, когда мы поднимались с ним по лестнице.
— Покажу, покажу, — успокоил я его, но ему этого показалось мало, и он потребовал с меня честное слово.
— Честное слово, — сказал я и подтолкнул к двери его квартиры.
Пока он звонил, я успел взбежать на следующий этаж и услышал, как внизу открылась дверь и взволнованный женский голос произнес:
— Юра, ну где ты ходишь?! Мы с Петром Даниловичем уже собирались тебя искать!
Пока я решал с Юрой его проблемы, мать готовила ужин и слушала радио.
Передавали отчет о последнем дне работы съезда партии.
Она что-то помешивала в сковороде, когда голос диктора привлек ее внимание. Она отошла от плиты и повернула ручку регулятора громкости.
Голос диктора стал отчетливее:
— …Затем Двадцать второй съезд КПСС принял постановление «О Мавзолее Владимира Ильича Ленина»…
Услышав, как я открываю дверь, мать крикнула мне из кухни:
— Миша, иди сюда!
— Мама, как насчет поужинать? — снимая пальто, спросил я. — Я голоден, как…
— Быстрее! — поторопила меня мать. — Передают важное сообщение!
Я прошел на кухню и встал в дверях, пытаясь уловить смысл того, что говорил диктор московского радио:
— …именовать впредь Мавзолеем Владимира Ильича Ленина. Второе — признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом Иосифа Виссарионовича Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее Владимира Ильича Ленина…
Закончив чтение постановления съезда, диктор умолк.
После непродолжительной паузы в динамике раздался женский голос:
— А теперь послушайте концерт из произведений Сергея Рахманинова…
Некоторое время мы с матерью молча вслушивались в фортепьянные аккорды. Каждый из нас думал о своем.
Я вспомнил разговор с Осиповым и его надежду на то, что съезд примет какие-то важные решения по преодолению последствий культа личности Сталина.
На плите что-то зашипело, и, видимо, это вывело мать из состояния глубокой задумчивости. Она сняла с плиты сковороду, выключила газ и, словно продолжая неначатый еще разговор, сказала:
— Сегодня он умер во второй раз!
Я даже не сразу понял, кого она имеет в виду, а когда наконец сообразил, мать добавила:
— Кто бы мог подумать, что его ждет такой бесславный конец?
— Зато теперь все будет по справедливости. Без тайн, без мистики, без обожествления! — ответил я.
— По справедливости?! — возмутилась мать. — Сначала положить в Мавзолей, а потом вынести его оттуда — разве это справедливо?!
— Может быть, не следовало помещать его гроб в Мавзолей? — После всего, что я узнал за один этот год, нахождение тела Сталина в Мавзолее казалось мне ужасным кощунством.
— Не следовало?! — воскликнула мать и нервно заходила по кухне. — А ты помнишь, что творилось, когда он умер?
— Еще бы! — Я отлично помнил эти бессонные ночи накануне похорон Сталина.
Я учился тогда в девятом классе, и все эти дни наша школа походила на караульное помещение, потому что уроки были отменены, а все старшеклассники круглые сутки, поочередно сменяясь, стояли с учебными винтовками в руках в почетном карауле у большого портрета Сталина на лестничной площадке между вторым и третьим этажами.
Наши классные руководители тоже находились вместе с нами и выполняли роль разводящих, выводя через каждые тридцать минут очередную смену для несения караула.