Её хватают за воротник и бросают наземь, как тряпичную куклу. Ужасно больно. Хотелось взвыть или вправду расплакаться, боли оказалось гораздо больше, чем девушка могла вынести, и именно поэтому Эверт сидела на асфальте, не двигаясь и ничего не говоря. Иногда в голове мелькали вопросы по типу: «чем я это заслужила?», «почему именно я?», «за что меня ненавидят?», но ответ находился быстро. Люди настолько часто пытались причинить ей боль, что она, кажись, утратила возможность её воспринимать.
— Блять, Сильвия, не смешно, пошли уже, – отозвалась Шарлотта, оттягивая подругу в сторону.
— ДА ВЫ ВООБЩЕ НА ГОЛОВУ ЕБАНУТЫЕ?
Раздался знакомый голос откуда-то сзади. Эстер не оборачивалась, продолжая тупо смотреть перед собой, дрожащими ладонями вытирая кровь. Она уже знала, кто это был.
— А че мы? – презрительно фыркнула Женева. — Эверт первая доебалась, мы её вообще не трогали.
Из-за спины к Эстер подошла Сесилия с каким-то парнем, явно старше неё. Девушка всё так же не поднимала глаз, не обращая внимания на подлетевшую Аллен.
— Свалили отсюда, все трое, быстро, – приказным тоном скомандовала она, помогая светловолосой подняться. Кажется, сама Эстер была против.
— А то что? – с явной насмешкой спросила Сильвия, обтирая сбитые костяшки влажной салфеткой. Шарлотта и Женева, нервно перешёптываясь, встревоженно взглянули на подругу. — Или мне тоже…
— Ладно, поняли, – Сноудон перебила её и толкнула в сторону; Шарлотта развернула Колдер назад. — Уже ушли.
— Что? Какого хера?! – попыталась возмутиться Сильвия.
— Потом объясню, – шепнула Женева. — Пошли.
Сесилия бросила в их сторону полный отвращения взгляд, и, когда силуэты трёх девушек исчезли за поворотом, вернулась к Эстер.
— Сильно болит? – поморщилась Аллен, смотря на повреждения девушки.
— Нет, – солгала Эверт, отворачиваясь от неё. — Почти не больно.
— За что они тебя так?
Всматриваясь в пустоту, Эстер ничего не отвечала. Она чувствовала, как девушка вытирает кровь с её лица, слышала, как что-то ей говорит, но всё так же не реагировала, оставаясь равнодушной.
— Почему ты никому не расскажешь?
Эверт сердито поджала губы, бесшумно выдыхая.
— Почему ты никак не оставишь меня в покое? – грубо ответила та. — Тебе же плевать, всегда было и будет. Всем плевать. Так зачем ты это делаешь?
— Что?.. Постой, ты о чём? – слова девушки явно сбили Сесилию с толку.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи. Я не нуждаюсь в твоей жалости, – продолжала она, всё ещё смотря в сторону. — Мне ничего от тебя не нужно. Ни-че-го. Просто отстань от меня, окей?
— Я, типа, понимаю твою злость, – в голосе слышалась неловкость, – но если бы не…
— Господи, да отвяжись! – фыркнула та, внезапно находя в себе силы, чтобы встать с холодного бордюра. — Как ты не понимаешь? Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с кем-либо ещё, от-це-пись, – выдала она, не желая выслушивать её дальше. Даже не отряхиваясь, девушка быстрым шагом уходит.
Ей уже плевать, что о ней подумают или скажут, плевать, как на неё посмотрят и как она будет выглядеть. Единственное, чего хотелось – поскорее добраться домой, умыться, бросить свитшот в стирку и лечь отсыпаться. Уснуть – цель Эстер на сегодня; неважно, каким образом она этого добьётся – уснёт самостоятельно или возьмёт пару таблеток снотворного из запертого ящика отца, она сделает это любым способом. Вторые сутки без сна и еды убивали её изнутри. Если голод ещё кое-как можно было вытерпеть, то недостаток сна – нет.
Наконец, открыв дверь и переступив порог дома, к своему несчастью девушка обнаружила отца вертящимся на кухне: оттуда доносилось шипение сковородок и звуки разговоров с кошкой, которая, судя по всему, выклянчивала еду. «Бля-я-ять».
— Я пришла, – скомканно произнесла она и метнулась в ванную, не снимая обуви и пальто. Закрыв дверь на защёлку, подлетела к зеркалу и стала оценивать урон, нанесённый Сильвией. Пальцами ощупала след от её кольца на правой скуле, провела вдоль лёгкой царапины на щеке, то же сделала и с ссадинами на лбу. Руки до сих пор дрожат, а слабость растекается по всему телу. Открывая кран, Эверт смывает остатки крови с лица и немного с волос. Сами волосы распускает и причёсывает; чёрный свитшот снимает и бросает в корзину, оставаясь в одной майке. Со вздохом вновь смотрит в зеркало и начинает думать, как можно скрыть эти увечия. Наклонившись, Эстер расшнуровала ботинки и подобрала пальто, а после вышла из комнаты. Разложив вещи по своим местам, светловолосая поднялась к себе в комнату.
— Так, у меня есть приблизительно пять минут до того, как… – прошептала она, в ускоренном темпе ища средства для обработки ран. В последнее время в комнате царил полнейший хаос, а на некоторых книжных полках и вовсе осела пыль, но флаконы с йодом и салициловой кислотой оставались на своих местах. Сев за стол, девушка смочила вату салицилом и протёрла повреждения. Игнорируя пульсирующую боль, она нанесла тон на ссадины и небольшое красное пятно, не тронув царапину. В принципе, если правильно закрыться волосами, сильно бросаться в глаза не будет.
— Была не была, – с этими словами Эверт вышла и сбежала вниз по лестнице. Выходя на кухню, она ощутила лёгкое волнение, но позже девушка быстро свела его к нулю.
— Куда ты так быстро убежала? – возмущался отец, бросая кусочек мяса кошке, которая уже встала на задние лапы.
«Кошка».
Внезапно Эстер осенило: папа до сих пор не знает о том, что она притащила котёнка домой.
— Ты как-то зачастил с готовкой, – не отвечая на вопрос, сказала девушка, поправляя волосы.
Дальше – банальщина: односторонний разговор, общение в стиле: «как прошёл день? что нового?» и привычные ответы: «всё хорошо, а у тебя как?», «ничего нового, всё как обычно», долгий монолог отца на тему того, какие безмозглые люди работают в отделе и задумчивые кивки и поддакивания Эстер. Невзирая на голод, пищу организм принимать не хотел. Есть было сложно. Рис будто застревал в горле, но она съела всё, сделав это с таким видом, словно обед действительно доставлял удовольствие и ей вовсе не хотелось его выблевать. Камилла нагло запрыгнула ей на колени и стала принюхиваться к тарелке; когда папа отвернулся, Эверт отдала облизывающейся питомице оставшиеся кусочки отбивной. Вымыв за собой тарелку, девушка вернулась в комнату.
Её попытки уснуть не увенчались успехом: болело лицо и голова, а совесть грызла за безделье, бардак в комнате, грязную одежду и не сделанное домашнее. Она пообещала разобраться с этим завтра, попутно обвиняя себя в лени и отсутствии энергии. Странно, но настолько уставшей Эстер себя ещё никогда не чувствовала, причём уставать было не от чего. Чувство вины преследовало её везде. Тебя избили? Твой косяк. У тебя закрываются глаза, потому что ты вторые сутки не можешь уснуть? Виновата ты. Не хватает сил банально на поход в душ? Ответ прост.
Телефон всё ещё был разряжен, и, вспомнив об этом, Эверт получила новый повод для самобичевания. Что, если тебе писали, а ты заставляешь ждать ответа? Что, если ты пропустила нечто важное? Вдруг случилось что-то ужасное, а ты об этом ничегошеньки не знаешь?
Светловолосая, сев на кровати, наклонилась к тумбочке, на которой стоял контейнер для линз. Без особой осторожности она стянула с глаза одну линзу, затем – вторую, предварительно сменив раствор, и обе положила внутрь. Завинтив бирюзовую крышечку, встала и направилась в спальню отца.
«Идёшь на крайние меры? Как не стыдно… Господи, ты до того жалкая, что даже уснуть не можешь без посторонней помощи!».
Девушка знала, что сейчас он снова запрётся в кабинете, начнёт что-то писать, громко разговаривать по телефону и заниматься делами первой важности, потому пройти можно будет без особых проблем.
На поиски ключа ушло немного больше времени, чем в прошлый раз; пару секунд Эстер даже думала, что лучше отбросить эту идею и пойти мучиться дальше, но порыв быстро сошёл на нет. Ключа не было ни в шкафу, ни на нём; откопала она его в другой тумбочке. Эстер, проверив, не идёт ли сюда кто-нибудь, открыла ящик и взяла около пяти таблеток. В рот забросила три.