Как же, всё-таки, здорово красть чужие лекарства, словами не передать.
Выйдя за дверь, она беззвучно прошагала вдоль коридора. Её настигло резкое облегчение, даже настроение слегка поднялось.
На этот раз Эстер заснула быстро – едва голова коснулась подушки, девушка закрыла глаза и не открывала их вплоть до пяти утра. Правда, проснулась немного шокированной.
Ничего, кроме лица, больше не болело. Сбрасывая с себя тёплое одеяло, она поняла, что выспалась (ага, за четырнадцать-то часов), но энергии как-то не прибавилось. Всё так же не хотелось ничего делать. Разница заключалась только в том, что теперь она могла делать это «ничего» с чувством внутреннего комфорта.
Обещания есть обещания. Хрустнув суставами (в семнадцать лет грех не похрустеть), девушка поднялась с постели и поплелась в ванную. Вымыв голову и приняв душ, светловолосая мельком глянула в зеркало. Сегодня вид в зеркале был намного лучше; по крайней мере, синяки под глазами уменьшились. Грязную домашнюю одежду, как и грязную повседневную, она бросила в стирку. За час Эверт успела высушить волосы, сменить постельное бельё и даже немного прибраться в комнате: немытые чашки с чаем и кофе, тарелки с недоеденными фруктами, фантики, бумажки, прочий хлам – всё это исчезло быстро. Конечно, идеальной чистоты добиться не вышло, но отсутствие мусора уже радовало. Может, по возвращению домой она даже заставит себя вымыть пол и окна.
За полчаса расправилась с домашним по трём наиболее важным предметам, остальное решила доделать на переменах. Поставила телефон на зарядку, переоделась, собрала волосы в хвост и спустилась на кухню. Там заварила черничную овсянку быстрого приготовления, сделала кофе, достала йогурт, даже бросила банан в рюкзак. Позавтракала, разобралась с грязной посудой, перевела взгляд на часы.
Утро началось не так уж и плохо. С ног Эстер не валится, какой-никакой запас сил у неё присутствует, а значит, надежда на нормальный день есть. Слабо улыбнувшись, светловолосая потянулась и зевнула.
Из дома она вышла в настроении выше среднего.
В классе на её появление трое человек из двадцати одного отреагировали ошеломлённо. Наверняка Колдер не ожидала увидеть Эверт сегодня, да ещё и такой счастливой; удивлённая мина Сильвии доставила ей удовольствия больше, чем долгожданный сон. Ухмыльнувшись, девушка села за парту.
До четвёртого урока всё было хорошо.
В целях предосторожности на перерывах Эстер выходила из кабинета: библиотека, столовая, прогулки по коридорам – не столь важно, главное подальше от той троицы. Ей, кстати, было до сих пор интересно, вымыла ли Колдер актовый зал и как много человек знали о её наказании.
Приключения не заставили ждать себя долго. Сидя на продолговатой скамейке в столовой, Эверт услышала плохо подавляемые смешки, которые быстро переросли в хохот. Они исходили от Клэр, Лайлы и… Лесли Вест. Да, той самой, которая внезапно вернулась в родной город – как оказалось, она перевелась обратно по семейным обстоятельствам. Эстер уже и забыла о том, что Лесли когда-то училась с ней в одном классе. Ушла она, кстати, ещё до начала травли Эверт.
Светловолосая попыталась проигнорировать это чересчур живое веселье, звуки которого раздавались прямо за её спиной, но выходило плохо.
«Они смеются над тобой. Вот увидишь, сейчас что-то будет».
— Ничего не будет, – шепнула та, перелистывая страницу электронной книги в формате FB2. На уроках она занималась тем же: читала, иногда получала замечания, а на истории пришлось даже выслушать лекцию на тему тотальной деградации нынешнего поколения, которое не видит ничего, кроме своих телефонов, не интересуется ничем, кроме интернета и социальных сетей, и только и умеет, что «тыкать на кнопки да играть в игрушки». Читала она, кстати, статью про синдром Капгра*.
Социальные сети девушка не проверяла. Ей всё так же не хотелось общения; с головой хватало того, которое ей предоставляли на занятиях в школе (вообще-то, тут никакого общения не было тоже, но не особо важно).
Смех прекратился. Что-то подсказывало, что стоит обернуться; что-то царапало рёбра изнутри, крича о том, что повернуться просто необходимо, и Эверт даже начала нервничать, но всё равно продолжила читать.
«Зря».
Это всего лишь паранойя, просто паранойя и ничего более.
«Это предчувствие».
Эстер стала прокручивать в голове сцену того, как вошли Клэр, Лайла и Лесли, того, что они делали, как и о чём разговаривали, прикидывала причины их смеха и вспомнила о маленьком предмете, который держала в руках Клэр. Маленькое, длинное, фиолетовое.
«У неё зажигалка».
Хихиканье. Прямо. Под ухом.
Её словно ударили под дых: из лёгких вышибло воздух. Все звуки вокруг затихли.
Запах гари.
С ужасом, охватившим каждую клетку её тела, Эстер разворачивается и в эту же секунду ощущает, как на спину выплёскивается холодная вода. Клэр с горящей зажигалкой в одной руке и с пластиковой бутылкой в другой отшатывается назад. На её лице – выражение удовлетворения и неожиданности, радость и испуг; как ребёнок, которого поймали прямо за руку, пока он портил вещи себе в угоду.
В вены и мозг словно пускают лёд, когда Эверт касается своих волос.
Почерневшие и обламавшиеся на кончиках, три светлых локона вымокли насквозь, после прилипнув к дрожащей ладони. Жемчужного оттенка волосы, за которыми она усиленно ухаживала вот уже несколько лет, обгорели от пламени. Уничтожено точно не меньше трёх сантиметров.
Внутри что-то сломалось. Как стержень карандаша, упавшего на пол.
Эстер подняла глаза, расширившиеся от шока и огорчения, на Клэр. Бассетт, открыв рот, молчала. На лице Эверт – ничего, кроме глубокого потрясения. Она ощутила, как к сердцу медленно приливает боль.
— Зачем? – тихо, так, чтоб никто не услышал, ровным тоном спросила та. В её голосе – ни капли злобы, ярости, обиды или гнева; ничего, что могло бы выдать её эмоции.
Не рассчитывая на ответ, девушка с разчарованным видом поднялась из-за стола, и, закинув рюкзак на плечо, пошла к выходу из помещения.
— Эстер, постой, – внезапно окликнула её Лесли. — Мы не хотели, чтоб…
— Не хотели, чтоб что? – уточнила она, остановившись на секунду. На глазах вот-вот должны проступить слёзы. Голос скоро сломается от жгучей боли в горле.
Взглянув на одноклассницу, светловолосая тоскливо улыбнулась. В этот момент её глаза заблестели.
— Мне жаль, – только и смогла выдавить Вест.
— Если бы, – проронила Эверт и вышла из столовой.
Моменты, когда она собиралась и уходила, никому ничего не говоря, стёрлись из памяти. Резко стало плевать. На всех. На всё. На каждого. Хотелось закрыться у себя в комнате и никогда больше не выходить, никого не видеть и ни с кем не разговаривать, не принимать таблетки, не пить и не есть. Замуроваться в четырёх стенах и слиться с мебелью, стать элементом декора, на который никто не обращает внимания.
Пелена из слёз застилала глаза. Эстер шла вниз по улице, смотря вперёд и не моргая. Ждала, пока слёзы высохнут: глубоко дышала, запрокидывала голову вверх, делала всё возможное, чтоб ни одна не сорвалась с ресниц. Плакать посреди улицы – удел разбитого и подавленного человека. Являлась ли она таковой?
Морально истощённая, утратившая интерес к жизни, все издёвки и глупые шутки Эстер старалась пропускать мимо ушей, пропускать сквозь себя и не зацикливаться, но с каждым новым днём это давалось сложнее. Сегодня она провалилась. Сегодня она позволила добить себя.
Всегда делала вид, будто всё равно, будто её не тревожит вовсе – задирала нос и слушала, не внимая словам. Какое-то время было безразлично. Какое-то время не задевало. Ни одна насмешка не оставляла после себя следа в памяти, всё забывалось на следующий же день. Пуленепробиваемая. Холодная. Отчуждённая. Кто только не пытался вывести её из себя – практически все лажали, закрепляя за ней звание бесчувственной суки.
Что случилось сейчас?