— Уве, мне хочется потанцевать с тобой!
Ему танцевать не хотелось, но Норма сказала мягко:
— Пойдем, пойдем, — и взяла его за руку.
И тогда он тоже встал, и жесткая морщинка у его рта разгладилась, и они танцевали, как привыкли танцевать в юности — увлеченно, весело, наслаждаясь ритмичной мелодией и мастерством партнера.
— Ну, пожалуйста, не накидывайтесь больше на бедного Уве, — сказала Норма, когда они вернулись за столик.
— Это он на нас нападал, — запротестовал Штробл, вновь наполняя бокалы.
Он, Штробл, вот что хочет им сказать: когда, значит, он послал в январе вызов Герду, он знал, что делает. Он призвал к себе на помощь товарища, на которого возлагал большие надежды, рассчитывая, что тот станет для него соратником. Да, вот именно, соратником! Их прошлая дружба была тому залогом. И сегодня он с чистым сердцем может сказать: он в Герде не ошибся. Герд стал его соратником.
— А быть и другом, и соратником — это большое дело, — сказал Штробл. — Без твоей помощи мне было бы куда труднее. Правда, не обходилось у нас и без стычек, часто мы оба не знали, кто из нас в конце концов прав. Случалось нам и промахнуться, и ошибиться. Но и достигли мы немалого, нечего скромничать! Мы с тобой неплохо подходим друг к другу, правда? А время наших больших побед еще впереди. Я думаю, мы останемся вместе и здесь, и если придется перейти на другую стройку. Так думаю я. Руку!
Штробл протянул ему руку, и Герд крепко ее пожал. А Норма воскликнула:
— Господин официант, бутылку шампанского!
Ее обрадовало, что Штробл кивнул ей: «Ты молодчина, Норма!» Еще она подумала: «Надо бы завести сейчас речь о Вере. Более приятной для него темы сейчас нет. Только не стану я этого делать, даже ради того, чтобы увидеть, как он на это отреагирует. Сегодня, как-никак, наш вечер!»
Подошел официант, налил шампанское в высокие рюмки, поставил бутылку в блестящее ведерце со льдом.
— Так давайте же выпьем, — предложил Уве с легкой улыбкой на губах, — за вечную, нерушимую, великую…
— Да, — прервала его Норма с сияющими глазами, поднимая свою рюмку. — За дружбу Герда и Штробла!
— За дружбу, да, — поддержал тост Штробл. Вид у него при этом был серьезный. — Да, за нашу с Гердом дружбу. И за нерушимую и великую!
Эта дружба всегда значила для него много, говорил Штробл, но здесь, на стройке в Боддене, он осознал ее значение куда глубже, чем прежде. Прежде всего потому, что встретился здесь с необыкновенными людьми. И он заговорил о Вере, о том, как она работает, как неустанно бьется ее творческая мысль, как она не дает передохнуть ни себе, ни другим, пока не завершит начатое, какая у нее походка, как она смеется, какой она замечательный инженер и какой прекрасный товарищ.
— Не сомневаюсь, — воскликнул Штробл, — что, окажись она здесь, ты, Уве, был бы очарован ею. Да что там очарован — побежден и пленен, как говорилось в старину! Я прав, Норма?
— Он прав! — воскликнула в свою очередь Норма охрипшим почему-то голосом. — Выпьем же этот бокал за Веру! И за Штробла!
И она выпила игристое вино, закрыв глаза. Штробл тоже выпил, до последней капли.
— Я готов тебя расцеловать! — сказал он Норме растроганно.
— За чем же дело стало? — подзадорила она.
— Сейчас же, немедленно! — вскочил с места Штробл, утирая губы. — Скажи только слово!
Что это, время остановилось? И музыка, и все звуки вокруг умолкли? На секунду, на крохотную долю секунды, на кратчайшее, мимолетное и такое долгое мгновение? Но вот в глазах Нормы появился холодок. Нет, нет, она просто пошутила. И готова извинить его за то, что он принял ее шутку всерьез.
— Поцелуйте кого другого, — сказала она. А когда вновь зазвучала музыка, снизошла: — Но потанцевать-то мы можем…
Ночью прошел дождь, и утро выдалось ясным и теплым, каким оно бывает только в разгар лета. Со стороны залива дул приятный освежающий ветерок. В половине восьмого с планерки вернулся Штробл, спросил Норму:
— Голова после вчерашнего не болит? Нет, правда не болит? — и исчез в своем кабинете.
Влажные листочки молоденькой березки поблескивали на солнце. Паук, как цирковой акробат, раскачивался на паутинке, свисавшей с верхнего оконного переплета. Около восьми появился Герд.
— Наш брат еще не заявился? Нет? Сварила бы ты нам кофе, три чашечки!
Он устроился напротив ее за столиком с пишущей машинкой, с треском положил свою каску на пол и улыбнулся сестре:
— Хорошо вчера посидели, да?