— Ты мне сейчас напомнил моего дедушку, Василия Васильевича. Тот, чтобы криком на крик не ответить, до семи раз свою бороду оглаживал, — переводила Зинаида.
В ответ Шютц пробормотал что-то невразумительное. Под конец недели его перехватил в обеденный перерыв Эрлих и сказал:
— А возьму-ка я, пожалуй, отпуск. Самое времечко отдохнуть. Что скажешь, товарищ секретарь?
Вспомнив о дедушке Юрия, Шютц и на сей раз промолчал.
— Спасибо тебе, это я просто так, проверочку устроил, — сказал Эрлих, горделиво выпятив грудь. — Судя по тому, какое поразительно вдохновенное лицо у тебя только что было, ты против. И значит, признаешь тем самым, что нуждаешься в моей помощи.
Шютц охотно согласился с ним, вздохнув с облегчением.
— А не соблаговолил бы ты признать также, что с недавнего времени мы предприняли ряд достаточно серьезных шагов…
— Это ты о чем? — Шютц невольно повысил голос.
— О том, что мы решили не прикалывать сегодня, как собирались первоначально, значок активиста к блузочке Вари, а перенесли это мероприятие на завтра, давая тем самым тебе возможность, во-первых, узнать об этом событии, а во-вторых, собственной персоной при этом присутствовать, вооружившись букетом цветов. И далее, — Эрлих поднял палец, как бы подчеркивая важность второй половины собственного спича и не давая Шютцу возможность что-либо сказать, — важно отметить наши успехи в деле самообразования. Начиная с осени в двух коллективах начнут изучать русский язык. Так мы на профкоме постановили. Дьердь со своими парнями хочет последовать нашему примеру. Правда, мы молодцы, а?
— Вы, значит, постановили! А согласие остальных вы получили?
— Пока нет, но они согласятся, это точно. Ты скажи лучше: полезное это дело или нет?
— Ладно, ладно, ты разве не знаешь, когда хороша торопливость? Ну, то-то… Принимать постановления, не зная, как они будут встречены?
— Прошу тебя, Шютц, не звони об этом пока во все колокола. Поторопились, говоришь? Н-ну, не знаю. Молодые — исправимся!..
— Глядя на него, я вспоминаю, как сам зарывался, — сказал Шютц вечером Фанни. — Идей-то полно, а обдумать времени жалко. Зачем убеждать, когда можно просто дать поручение: ты сделаешь то, ты — то, а ты — это. Я в его годы тоже был профоргом и организовывал когда надо и не надо культпоходы в театр. Он же собирается с ребятами изучать русский язык. Что правда, то правда: моим, конечно, театр не помешал; зато знания иностранного языка, даже если ты изучаешь его и не вполне добровольно, принесут куда больше пользы.
Фанни рассмеялась, протянула ему свежее белье. К возвращению Шютца солнце уже обычно закатывалось за верхушки сосен. Он принимал душ, переодевался, и они шли ужинать. Фанни спала в постели Штробла, Улли Зоммер на эти дни перебрался в соседний барак к своему напарнику, сосед которого по комнате был в отпуске.
— Жаль, что нет Штробла, — сказала Фанни. — И Эрики! Помнишь, как мы однажды чуть не собрались съездить к ним в гости? Сейчас я жалею, что мы не поехали. Может быть, так было бы лучше. Для всех нас.
— Не казнись. Это можно еще наверстать, — ответил Шютц.
Но мысль эту развивать не стал, потому что самому ему было куда приятнее быть сейчас наедине с Фанни. Присутствие посторонних, даже близких друзей, совсем не обязательно.
Как-то к ним заглянул Улли Зоммер. Внимательно оглядел комнату. На столе — красивая скатерть, кувшин с цветами.
— Вот, значит, как красиво может быть в нашей хижине, — улыбнулся он.
Улли принес с собой три бутылки пива. Выпили его, поболтали о том о сем, и Улли распрощался. Герд с Фанни устроились поудобнее на кровати Герда, куда они сложили все подушки.
— Возьми меня к «поющему и звенящему деревцу», — попросила Фанни.
— Не выйдет, малышка, его сторожит злой карлик, ты же знаешь, — Шютц предостерегающе поднял палец.
— Правда, не выйдет?
— Это на территории АЭС. Начальник стройки, конечно, не злой карлик, но посторонним на территорию вход воспрещен, и тут он прав.
— Тогда нужно объявить «поющим и звенящим деревцем» другой куст дрока. Я обещала детям, что непременно схожу туда и рассмотрю, как оно в эту пору выглядит.
— Возьмем один из кустов Герберта Гаупта. Он пересадил их сюда, поближе к общежитию. На них сотни золотистых цветков и множество маленьких черных стручков.
По вечерам они иногда заходили в столовую, где после ужина почти не было посетителей. Окна открыты настежь, свежо.