— Меня нет ни для кого! — строго предупредил Норму Штробл.
Но сейчас вечер, народ уже разошелся по домам.
Штробл внимательно выслушал Шютца. И его общие рассуждения, и рассказ о прошлом Веры.
— Брось, Герд, не усложняй, — сказал он. — Твои доводы меня не убеждают. Я тебе вот что скажу: дружба — это не любовь! Я ничего не разрушу, все будет хорошо, вот увидишь. Когда между нами будет полная ясность, все остальное потеряет свое значение.
— Когда будет полная ясность?! — повторил Шютц.
Не выдержал, вскочил, забегал по комнате, потом резко остановился перед Штроблом.
— Ясность, как же! Здесь Эрика! О ней ты забыл? Забыл, как забывал раньше? А о судьбе Веры ты подумал?
Штробл побелел. Опустил голову и сдавленным голосом проговорил:
— Ты одного не хочешь понять, Герд. В таких делах каждый только перед самим собой в отрете.
Шютц отшвырнул стул, стоявший на пути, взялся за ручку двери.
— Герд, — услышал он за спиной голос Штробла, неожиданно мягкий, просительный. — Ты бы не вмешивался, а?
43
Шютц заметил, что со стены над кроватью Улли Зоммера исчез портрет Молли, и подумал: «И здесь произошло событие, за последствия которого один человек будет держать ответ перед самим собой. Ну да, Штробл прав. Разве ему, Шютцу, судить, что для Штробла хорошо, а что плохо?»
Шютц лежал на своей постели. Он сказал Штроблу, что следовало. Большего от него требовать нельзя. Но все-таки добром эта история не кончится. И не исключено, особенно туго придется даже не Вере, а Штроблу. Да, он едва не забыл о ребенке, об Олечке. А ее какая судьба ждет? Не окажется ли она как бы между двумя жерновами? О ребенке Штробл даже не подумал. Неужели он, Шютц, должен притворяться безучастным, сидеть сложа руки?
Как поступил бы Герберт Гаупт? Шютц не в первый раз задавал себе этот вопрос, но ответить мог себе, конечно, только сам, пусть и от его имени. Не посоветоваться ли с Бергом? Но какое право он имеет в столь ответственный для стройки предпусковой период досаждать секретарю парткома вопросами сугубо личными: у одного из товарищей, видите ли, личная жизнь не складывается. А Берг, безусловно, сказал бы ему: «Вы Штробла знаете, кому и помочь ему, если не вам. Разберитесь…» И им пришлось бы разбираться. Но как? Вот в чем вопрос!
«Надо бы поговорить с Зиммлером, — думал Шютц, — человек он опытный, рассудительный». И тут же представил себе реакцию Зиммлера: «Если все так, как ты говоришь, Шютц, это необходимо обсудить на общем партийном собрании, верно я говорю?» Но на партсобрании Шютц обсуждать этот вопрос не будет. Незачем лезть тебе в чужую душу, копаться в том, что касается только двоих. Но разве остальных, действительно, не касается, что один человек намерен построить свое счастье, разрушив счастье другого? И кто с кем будет счастлив? Штробл с Верой? Или Виктор с Верой? Вправе ли они выносить свой приговор по такому вопросу? И все же — как быть?
В серый предрассветный час над стройкой потянулся на юго-запад первый клин гусей-гуменников.
— Холодает, — сказал Улли Зоммер Шютцу.
Засунув руки в карманы зимней спецовки, он тоже наблюдал за гусями. Шютц, вышедший следом за ним из барака, подумал: «Я ведь хотел выяснить, где они ночуют. Не забыть бы…» Он смотрел на небо и думал о том, что Штробл явился в общежитие поздно ночью и через час с небольшим ушел. Шютц отправился на стройку искать его. Придется поговорить еще раз! Нашел его на участке. Они с Верой наклонилась над подводящим трубопроводом, на котором Вернфрид что-то приваривал. Увидев стоявшего в дверях и наблюдавшего за Штроблом и Верой Шютца, Вернфрид подошел к нему, не выпуская сварочного аппарата из рук.
— Один из вентилей сидел не прочно, — охотно объяснил Вернфрид, будто Шютц его о чем-то спрашивал или жаждал вступить в разговор с ним. — Эрлих его заменил, а я подправил парочку царапин.
А Шютц не сводил глаз со Штробла и Веры; они постояли еще немного вместе, потом разошлись.
— Другим, — сказал Вернфрид, — другим за такое влепили бы партийный выговор. А вот в этом случае кое-кто стесняется. Почему бы это, а?
Шютц почувствовал, что холодеет от злости, и, решив особенно не церемониться, ответил:
— А ты бы не лез, куда не просят, и попридержал свой язык, понял?
Он пошел к Юрию, который работал сейчас на сварке трубопровода второго блока. «Хорошо, — думал он, — когда есть такие друзья, как Юрий». Помахав Зинаиде — подойди, мол, к нам, — он дождался, пока Юрий сделал маленький перерыв, и попросил Зинаиду: