Иногда они перезванивались с Уве, время от времени он заглядывал к фрау Швингель, интересовался, как идут дела у Нормы, давно перебравшейся в однокомнатную квартиру, где ее почти никогда нельзя было застать, тем более расположенной по-доброму побеседовать с братом. Чаще всего и фрау Швингель не могла ему ничего толком сказать о Норме; в такие дни Шютц не мог отделаться от ощущения собственной вины: старший брат обязан больше заботиться о младших. По телевизору Шютц смотрел «Технику и науку», спортивные передачи и международные обзоры. Когда Фанни была свободна, а в кино показывали интересный фильм, они отправлялись в кино. После заходили в закусочную на углу и выпивали по кружечке пива. Если хотели, шли на концерт или на спектакль в новый городской Дом культуры, а то и просто потанцевать. Иногда Фанни говорила:
— Не знаю, что бы я без тебя стала делать…
И вот на столе стоит сумка в красно-зеленую клетку.
— Смотри, не забудь, — сказала Фанни и пододвинула к сумке листок бумаги. Сейчас он там и лежит.
«…Товарищ Герд Шютц, 27 лет, монтажник трубопроводов, с первого января назначается бригадиром на строительстве в Боддене…»
— Он должен быть при тебе, там специально указано, — говорит Фанни, не поднимая головы, берет целую охапку нижнего белья и носков и сует в сумку.
Шютц наблюдает за ней, произносит негромко:
— Положи туда же и Лема, — и поскольку она все еще не поднимает головы, а продолжает втискивать белье в на редкость упругую сумку, подходит к ней, берет за руки, прижимает к груди ее голову, говорит: — Фанни, смотри, у тебя еще конфетти в волосах.
Она замирает, слушает, как бьется его сердце.
— Семь лет назад, — говорит Шютц, слегка отстраняя ее, — мне вообще ничего не стоило собрать в воскресенье вещи и уехать.
Она уже овладела собой и отвечает:
— Мне тоже, — и тыльной стороной руки утирает слезы со щек.
Оба они улыбаются, когда вдруг приходят к выводу, как это странно, даже неправдоподобно, что тогда они вовсе не знали друг друга.
— Но тогда до знакомства оставалось уже совсем чуть-чуть, — говорит Фанни.
— Да, до старта ракеты новой семьи, — подтверждает Шютц, вынимает из сумки майки, белье, носки, переворачивает сумку и высыпает оставшееся на стол.
— Пару нижнего белья, две пары носков, и хватит. И сверху — Лем.
— А если ты вдруг промокнешь… или не сможешь приехать в субботу?
— Не промокну я и обязательно приеду!
Она не обратила внимания на его последние слова, пошла на кухню проверить, не забыла ли чего-нибудь нужного Герду там, и, как это часто бывало уже, подумала: «Когда мой длинный, мой Герд, стоит здесь, в кухне тесно». И еще думала: «Пройдет каких-то полчаса, и я останусь здесь одна, и так оно будет и завтра, и послезавтра, одна я с детьми». Она села на краешек синего дивана, стоящего между окном и кухонным буфетом.
— Живот болит? — спросил Шютц.
Фанни только плечами пожала, ответила:
— Не знаю даже, почему ты всякий раз, когда я жду маленького, спрашиваешь, болит ли живот, — у меня он никогда не болит!
— Я просто подумал…
— Да, знаю, но у меня болей нет. Меня начинает тошнить, когда я ощущаю запах древесного угля или проклятого «Табакко», которым теперь душится каждая вторая, но сейчас нет ни запаха угля, ни этих дурацких духов… Ты не забыл документы и своего Лема?
— Это не отговорки?
— Нет, все хорошо.
«Все действительно хорошо, — думает Фанни. — Что до ребенка, то все просто прекрасно, а вообще-то мне не совсем по себе. Во всяком случае, сегодня. Хотя все идет так, как мы обсудили и решили. Я уже две недели знаю, что он сегодня уедет и что он будет приезжать раз в неделю. Что тут, собственно, такого? Многие так живут, и у некоторых все куда сложнее. Собственно говоря, я всегда знала, что подойдет день, когда он снова уедет на какую-то стройку. И этот Штробл тут, в общем-то, ни при чем. Но вот пришел вызов, который не обязательно должен был быть от Штробла, но его прислал Штробл, и вполне конкретный вызов. Во всем существует свой порядок, так что все идет своим чередом. Как и то, что я жду ребенка, как и то, что поначалу мы сомневались, оставить его или нет. Как будто ребенку есть дело до таких событий. Третий ребенок в наши планы не входил. Просто так получилось, вот и все. Да, поначалу мы сомневались. Избавиться от него? Или оставить? А потом все эти противоречивые мысли оказались совершенно излишними, потому что мы как-то вдруг заметили, что внутренне настолько свыклись с третьим, будто он уже родился. И теперь мы ждем его. Не в том суть, поедет ли его отец на стройку или нет. Конечно, поедет. И я сказала «да!», и ему нужно ехать, и сегодня он уезжает».