Стало тихо. Никто ничего не говорит, никто никому не переводит. Вдруг Шютц увидел Зиммлера. Балансируя подносом, он, весь сияя, направлялся к их столу. Ему пришло в голову, что Зиммлер приехал не раньше, чем полуденным поездом. И значит, совершенно не в курсе дела. Зиммлер, изобразив нечто вроде старомодного поклона, сел рядом с Верой. Взгляд, который Вера бросила из-под густых ресниц на Зиммлера, был по мнению Шютца несравненно теплее того, которым был удостоен он. Зиммлер, довольный и возбужденный, подморгнул Шютцу с плохо скрываемой гордостью.
— Ну как, один и одна десятая, не меньше, а?
Сварку он провел, как бог, похвалить есть за что.
— Да, да, — кивнул Шютц и нетерпеливо махнул рукой.
Зиммлер, похоже, начал о чем-то догадываться. Больше он вопросов не задавал.
«Я должен сейчас что-то сказать, — думал Шютц. — По крайней мере, о том, что наш поступок совершенно не согласуется с нашим отношением к ним. И в то же время наше отношение к ним ни в коем случае не может оправдать, не может объяснить, почему мы им… почему мы с ними не…» Он окончательно запутался. Представил себе, как Улли Зоммер сказал бы ему: «Ну и наложили вы кучу». На свободное место рядом с Варей сел Володя Кислов. На тарелке перед ним — целая горка жареного картофеля, и он смотрит на тарелку с явным удовольствием. «Хорошо, — подумал Шютц, — что и он присутствует. Все равно мне отвечать. Скажу сейчас, и дело с концом». И сказал вслух:
— Я хотел бы объяснить вам…
Они посмотрели на него с нескрываемым интересом, Володя Кислов тоже. Шютцу почудилось, будто ворот свитера сжимает ему шею.
— Я хотел бы сказать… — начал Шютц и подумал: «Только никаких пустых слов. То, о чем я хочу сказать, это мое… вернее, не мое, а наше… короче говоря, я хочу, чтобы все было по-честному, и, значит, никаких пустых и жалких слов».
— Да? — в глазах Вари светился искренний интерес.
«Она на меня так смотрит, — подумал Шютц, — что мне просто никак нельзя начать с какой-нибудь нелепицы. А если я затяну паузу еще дольше, то незачем мне было вообще начинать».
Володя Кислов что-то сказал Варе. Та кивнула, улыбнулась, перевела:
— Володя спрашивает, когда мы сядем и обсудим, как нам наверстать упущенное на «двухсотке» время? Володя предлагает собраться сегодня после обеда. Вы со Штроблом объясните нам, что предполагает предпринять ДЕК.
К Шютцу вновь вернулась способность говорить легко и свободно. Он придет точно в назначенное время. Что же до Штробла, то он ничего определенного сказать не может: не исключено, что того освободят от должности.
24
Без Штробла, заявила Вера, совещание теряет всякий смысл. Говорила Вера взволнованно. Ей нужны точные данные, на каких участках работы по монтажу передвигаются, с помощью каких мер будет сэкономлено рабочее время и как оно впоследствии будет использовано на «двухсотке». Ей нужны предложения, решение проблемы. Для этого требуется человек, который держит в руках все нити управления и знает, за какую ему потянуть, чтобы добиться необходимого эффекта. А коли нет такого, то и говорить не о чем. Значит, присутствие Штробла необходимо. Штробл обязан присутствовать, снимут его или нет, — это, разумеется, прерогатива товарищей из ГДР, — и это его дело думать, как выйти из создавшейся ситуации.
Юрий по-дружески положил руку Шютцу на плечо, а Зинаиде пришлось перевести для Шютца историю о бабушке Юрия. Бабушка была строгой. Последнее слово на семейном совете всегда оставалось за ней. Там принимались решения, обязательные для каждого члена семьи; высказаться давалось каждому, в том числе и самому молодому на этих советах, дяде Юрия. Он был умница, этот дядя, и бабушка всегда считалась с его мнением, но иногда он такие номера выкидывал, что только держись! Как-то раз молодой дядя не явился на семейный совет, и кто-то спросил, не стоит ли собраться на другой день. Но бабушка Юрия сказала: «Не беда, что его нет. Семейный совет и без него все обмозгует». А с дядюшкой она проведет «экстренное заседание», на нем куда удобнее выдрать его за уши за его проделки! Что она и сделала. И с тех пор — Юрий очень хорошо помнит — его дядя никогда не пропускал семейных советов!
— Штробл придет, — сказал Шютц. — Если будет малейшая возможность, обязательно придет.