— Спасибо.
— Надеюсь, мы с вами всегда будем работать дружно, рука об руку.
Я отвечал на ровное рукопожатие Доры Матвеевны чистосердечно. Говорят, она вступила в сан директора четверть века назад, за два года до моего рождения. С таким кормчим никакие бури не страшны!
Я вышел из кабинета и — обмер. От моего класса и следов не осталось. Их старательно вытирала влажной тряпкой уборщица.
Ушли. Демонстративно, без спроса. Наплевали на мой авторитет.
А есть ли у меня этот самый авторитет? И каков он?
Из чего его делают?
Капля камень долбит
Узнал и я, что такое бессонница. Всю ночь стояли, как у царя Бориса Годунова, «мальчики кровавые в глазах». Наутро этим помутневшим взглядом я и уставился на класс.
— Ну?! — изрек я вместо приветствия.
Каково же было потрясение, когда я увидел медленно поднимавшуюся с последней парты тощую фигуру Сомова.
— Это я пустил муху, — тихо сказал он, старательно пряча глаза.
Милый Сомов! Черт бы тебя побрал! Если бы ты знал, как мне хочется удушить тебя в своих объятиях. Спрятав кое-как ликование, я отчитал Сомова и в честь моей триумфальной победы над антипедагогической мухой великодушно простил и его и класс.
Кто мог бы подумать, что высокую сознательность в Сомове пробудил отнюдь не я? Проверяя дневники в конце недели, я нашел у него забытый клочок бумаги, на котором было нацарапано:
«Сом! Сомяра! Учти! Если не признаешься перед всеми, будет тебе темная. Понятно?
Справедливые мстители!»
Чтение этого документа оставляло одно утешение: есть справедливые люди в моем отборном классе! Правда, его чаще зовут сборным, а кое-кто идет еще дальше и величает сбродом. Но даже в этом определении есть кое-что от объективной истины.
Школа-новостройка всегда большая радость для района. Она разгружает остальные школы. И хотя строго положено переводить в новостройку учеников согласно данным микрорайона, редкий директор устоит перед соблазном микрочувств и не спихнет в нее нескольких холериков с постными дневниками.
В моем классе собрались ребята из пяти школ. Оттого он и пестр, как лоскутное одеяло. Ребята держатся группками. Ведут какие-то междоусобные споры. А если, позабыв распри, и объединяются, то отнюдь не для воплощения в жизнь лучших идеалов директора школы. Чтобы в этом убедиться, достаточно пройтись по коридору.
— Григорий Иванович, — решительно преграждает мне дорогу уборщица тетя Клава, — вы бы приструнили своих. Цельный воз после себя мусору оставляют. Самый что ни на есть грязнущий класс на этаже!
Не успеешь насладиться этой содержательной беседой, а тебя уже тянет за рукав милейший Терентий Павлович, завхоз.
— А я вас ищу! Не докладывали ваши, как вчерашний день футболом стекло в химкабинете высадили?
— В химкабинете? Это же на третьем этаже!
— Ваш Кобзарь и до десятого добьет — будь здоров. Ему бы по старым временам косу в руки, а он с детишками забавляется. Так что будем делать? Докладную мне писать или…
— Докладную-то не вклеите в окно.
— О чем же я и говорю? Стребуйте стекло, а я сам вставлю, так и быть.
Но самую напряженную информацию я получал в учительской, конечно. Преподавательница английского языка Генриэтта Сергеевна молода, современна и лаконична:
— Пятый «В»? Мрак и ужас!
— О вас ребята отзываются, наоборот, очень лестно.
— Я тронута, конечно…. Но прежде чем открыть заповедную дверь вашего класса, я натягиваю на лицо суровую маску и только тогда переступаю порог.
Учительница математики Тина Савельевна, высокая сухопарая женщина зенитного возраста, наступающего у учительниц после сорока, говорит со мной только на высоких тонах.
— Что это у вас за староста Стрекозова? Только и знает, что глазки строит да улыбки раздаривает. Никакого порядка в классе. Уроков не учат, не слушают, болтают. Сомов этот преподобный ляжет на парту и лежит. Или Горохов: до сих пор не могу добиться, чтобы тетрадку завел. И потом я вас просила: отсадите вы куда-нибудь с первой парты Вертелу. Минуты не посидит спокойно. От него в глазах рябит. И с Кобзарем надо что-то решать. Иначе я его не буду пускать на свои уроки. Взять сегодняшний случай. Это же возмутительно! Вызываю к доске — ничего не знает, оборачивается, ждет подсказки. Я его предупредила — никакого внимания. Попросила выйти из класса. Вы думаете, он меня послушал? Весь урок простоял, но так и не выполнил моего требования…