Четыре месяца реанимации, пять месяцев в больнице, восемнадцать операций. Психиатрическая клиника, клиника пластической хирургии. И Убийца моих родителей приезжал, навещал. Я не хотела его видеть и не открыла ни один из его подарков.
Какой он мерзкий! Он просто ужасен!
Бежать!
Какие-то разговоры в стороне. Я быстро протиснулась к выходу. Глянула украдкой, не стоит ли охранница.
Женщины разговаривали где-то рядом, не видела их. Суетливо оглянулась и выскочила в прозрачную дверь чёрного входа.
За спиной болтался полупустой рюкзак, имущества никакого, только запасная кофточка и больничные тапочки. Была ещё щётка старая и зубная паста, кусочек мыла и упаковка салфеток. И памятные шерстяные носки, что вязала мне тётя Ира, сиделка в моей первой больнице.
А что мне ещё нужно?
Свобода!
Выскочила на улицу и немного опьянела от весеннего воздуха. Начало апреля. Не везде растаял снег, на газоне чёрно-белые островки с колкими кусочками льда. Солнце выглядывало из-за туч, но было холодно. Морозный воздух пропитал запах просыпающейся природы. И хотя это был подмосковный городок, где-то сквозь шум транспорта пели птицы.
Везде природа, даже в городах!
Вытащила из кармана куртки свою старую шапку серо-голубого цвета с ушками, натянула по самые глаза. Куртку лёгкую застегнула и побежала со всех ног подальше от клиники пластической хирургии.
Городок красивый и уютный даже ранней весной. Улицы чистые, асфальт уже высох, луж не было. Я устала бежать, шла вдоль забора, за которым располагалось что-то вроде местного музея. Под ногами плитка серого и серо-голубого цвета. Остановка прозрачная. Вокруг ходили люди, по дороге ездили машины, и мне казалось, что все жители и гости этого городка смотрели на меня.
И тогда я опустила глаза.
Просто одичала. Нет, не боялась людей, напротив, они создавали иллюзию защищённости. Никто меня на их глазах воровать и убивать не станет.
Стала глубоко, дышать, пытаясь успокоиться. Ведь когда-то давала папе обещание, что не буду впадать в истерики, тем более бабушка научила дыхательной гимнастике. Нужно было забыть хотя бы на время про Олега Измайлова. И перестать думать, по какой причине он уцепился за меня.
Я сильно отличалась от других девушек. Поставили когда-то диагноз, хотя мои странности можно было заметить только при близком контакте. С детства со мной работали врачи, поэтому нарушение психики почти незаметно. Я дееспособная и могла самостоятельно существовать. Никакой неуклюжести или агрессивности не было. Зато трудности при социальном взаимодействии имелись. Совсем немного, не критично. Иногда я не понимала эмоции, почти не воспринимала юмор и, хотя училась в своё время шутить, это с трудом получалось. Назвать меня бесчувственной никто не мог. Но то, что я социально-наивная, и сама понимала. Именно эта наивность, чистота, искренность и почти стопроцентная правдивость сильно привлекали мужской пол. Так однажды Олег Измайлов и сказал: «Мне такая честная очень нужна». Захотелось старому бандиту необычную девушку и новых ощущений.
Тварь!
Какая же он тварь!
И не боялся ничего.
Я отдышалась. Остановилась, смотрела на носы своих старых кроссовок, перевела взгляд на пешеходную дорожку. Утоптанная обувью прохожих, загнанная вениками дворников в щели между плитками, лежала хвоя. Я видела по-другому. То, что для всех людей обыденность, для меня безграничный удивительный мир, состоящий из красивой глубины и тончайших деталей.
Удивительно ведь! Нигде вокруг не было хвойных деревьев. Я даже огляделась на парк за забором, на кусты недалеко от автобусной остановки. Стояли голые лиственные стволы, темнели от влаги ветки. Вернула взгляд, чтобы всё внимательно рассмотреть.
Напротив моих кроссовок появились носы мужских коричневых ботинок.
Я оцепенела от страха.
Догнал!
Он приехал за мной и теперь не отпустит. Накатывала паника, пришлось сделать дыхательную гимнастику и взять себя в руки.
Сбылись самые страшные предположения. Теперь я попаду в рабство к убийце своих родителей…
*****
Веяло приятным парфюмом с цитрусовыми нотками, я бы сказала унисекс, мне бы тоже такой подошёл.
Чуть приподняла глаза. Чёрные джинсы. Чистые, возможно даже новые.
— Что привлекло твоё внимание? — глубокий, красивый голос с хрипотцой.
Я почему-то резко замёрзла. Настолько это было неожиданно.
У Ильи Ветрова божественный голос. Он так долго тренировался использовать штробас, такой тихий скрипучий шорох, во время вокала, что стал говорить с лёгким хрипом постоянно. И я точно знала, ещё в школе на него девочки вешались, потому что невозможно устоять, когда он так говорил. Продирало до костей, внутри начинало что-то трепетать. Дрожали колени и слабость окутывала. Гамельнский крысолоов – вот кто Ветер. За ним и крыски и мышата ровными рядами на верную смерть.