Наша оборона на промежуточных рубежах становилась все крепче и крепче. К обычным уставным приемам и способам присоединялась солдатская изобретательность.
Западнее Купянска мы нанесли сильный удар по наступавшей немецкой дивизии. У противника были большие потери в живой силе. Мы захватили около ста пятидесяти пленных, двенадцать орудий и обоз с офицерскими вещами. Позже такие трофеи казались пустяками, а в то время и они имели значение для боевого сплочения дивизии.
В этом бою и у нас имелись убитые и раненые. Во время атаки погиб тогда замечательный командир батальона товарищ Александров. Это был смелый офицер. Солдаты его любили. И несмотря на смертельную опасность, они вынесли с поля боя тело отважного командира.
На траурном митинге во время похорон павших в бою солдаты и командиры гневно говорили о злодеяниях фашистских захватчиков, клялись отомстить врагу.
В тот трудный военный год большую часть боев наша дивизия провела на территории Полтавской и Харьковской областей. Тяжело было оставлять эти цветущие области Украины. Особенно близок моему сердцу был Харьков, где я служил перед войной.
За два — три дня до того, как нам пришлось оставить его, я выезжал со своего боевого участка в город для согласования действий дивизии со штабом одного из центральных районов обороны. Неизгладимое впечатление произвели на меня притаившиеся, ожидавшие большой беды городские улицы. Кругом было много горя.
На несколько минут я успел заскочить на квартиру, где жила моя семья. Дома никого не оказалось, однако все вещи лежали на своих местах. Я понял, что жена со своей старой матерью только что эвакуировались, ничего не взяв с собой. Позже мне с трудом удалось разыскать их в Ташкенте.
Вечером 23 декабря неожиданно получил от начальника штаба армии телеграмму с приказом немедленно выехать, имея при себе личные вещи, в Воронеж, в штаб главнокомандующего юго-западным направлением.
Вместе с дивизией я воевал уже около четырех месяцев, и она стала для меня родной. Расставаться с боевыми товарищами было нелегко.
Когда уезжал, проводить меня собрались старшие командиры. Я с опасением спросил их:
— Как же это вы, друзья, а вдруг немец пойдет в атаку?
— Ну, теперь мы его не боимся, — ответили мне, — прошло то время.
Позже эта дивизия стала гвардейской.
Вручение наград солдатам, отличившимся в боях.
По пути в Воронеж проезжал станцию Лиски.
Поезд стоял там долго. Я смотрел на изменившийся облик станции и вспоминал далекий восемнадцатый год.
Здесь, в Лисках, в феврале 1918 года я вступил в красноармейский отряд. Здесь началась моя служба в Красной Армии.
С русско-германского фронта я вернулся домой в конце января 1918 года. Приехал к матери, которая в то время учительствовала в глухой деревеньке Калужской губернии, и оказался в семье лишним ртом — с хлебом тогда было трудно. Попробовал помогать матери в школе, но после перенесенной цинги так ослаб, что ничего не смог делать. К тому же давало знать о себе отравление газами на фронте в августе семнадцатого года.
Но все-таки нужно было как-то доставать хлеб.
Мой земляк, не раз уже ездивший в «хлебные» районы страны, предложил мне отправиться с ним «за компанию». Несколько дней мытарствовали в теплушках поездов и наконец добрались до станции Лиски. В то время эта узловая станция была центром борьбы с контрреволюцией на юге.
В Лисках все бурлило. Разгружались многочисленные эшелоны, маршировали отряды красноармейцев, слышались песни. В тупиках стояли вагоны с наименованием различных формирований и штабов. На некоторых вагонах с красными звездами были просто написаны фамилии командиров отрядов.
Тут же шныряли мешочники.
Кипучая жизнь прифронтовой станции ошеломила меня. Медленно бродил я среди штабных вагонов и с любопытством читал сделанные на них надписи. На одном прочел: «Штаб отрядов по борьбе с белобандитами». А рядом красовался плакат: «Мешочники — дезорганизаторы снабжения страны хлебом».
Я знал, что лучшие люди России сейчас сражаются с врагами молодой Советской республики, отстаивая завоевания Октября. Душой я был с ними и в то же время оказался в числе «мешочников».
Стало стыдно за себя и, подхлестываемый этим чувством, я вошел в вагон штаба. В дверях столкнулся с человеком, который назвался командиром отряда. Я сказал ему, что хочу служить в Красной Армии, попросил принять в отряд. Мое заявление командир выслушал доброжелательно и приказал тут же все оформить.