(Ты все сомнения для меня разоблачишь, Ты, кто через темную долину смерти Меня поведешь! Тогда я узнаю, Был ли в душе золотой светлячок.)
Не припомню, чтобы меня когда-либо мучили сомнения, тревожившие Клопштока. Напротив, мне зачастую казалось, будто язык знаков, которым говорят цветы и животные, звучит убедительнее, неопровержимее, нежели тот, который мы наблюдаем у человека с его свободой, влекущей за собой страдание и заблуждение. Мы ничего не знаем об их сокровенных глубинах. Во всяком случае, они ближе к раю; любой сад доказывает это со всей очевидностью.
«Вы витаете в мечтах» — это выражение меня развеселило и опечалило, напомнив мне об одном из моих планов, а вместе с ним о множестве других так и не выловленных рыбок, которые все время всплывают, особенно по вечерам, перед тем как уснуть. Прежде мне недоставало тем, отчего мое рвение частенько не получало должной пищи, и, как следствие, у меня был избыток времени. Сегодня дело обстоит совершенно наоборот.
Вероятно, у многих людей в какой-то точке жизненного пути наступает этот поворот, когда ты начинаешь догадываться, что не успеешь уложиться в отведенное время. Это приносит с собой беспокойство, а также, несомненно, и болезни. Тут остается только одно — найти такие ключи, которые одновременно подходят к нескольким отделениям, и перевести свою орбиту повыше, к сужающейся вершине конуса, где время уже не имеет значения. Науки здесь теснее связаны между собой и подводят к знанию. И, наконец, впереди всегда есть вершина конуса — та точка, в которой жизнь из пучины отражений переходит в абсолют, и дух единым взмахом крыл воспаряет над пространством знаний всех времен и народов.
Начал Иеремию, положение которого сравнимо с положением нынешнего немца, обладающего духовной ответственностью.
Носятся слухи, что русские займут еще Саксонию и Тюрингию и что американцы уйдут, уступив им эту территорию, по-видимому, не предупредив заранее население, так что я почти потерял надежду увидеть здесь мать и сестру. Несколько врачей, которые, как большинство немцев в нынешние времена, превратились в странников, заглянули к нам сегодня утром на своем пути и подтвердили это известие. Однако все эти свидетельства очевидцев и сообщения из вторых рук только еще больше затемняют и без того смутную картину. Да и чего хорошего можно ожидать от планов, которые осуществляются при участии отвратительных организаторов массовых убийств и даже некоторых из зачинщиков Версальского мира? В международных делах все по-прежнему неудержимо катится вниз.
Начал «Кузину Бетту» Бальзака, однако счел, что не стоит тратить драгоценное время на то, чтобы вникать в интриги общества времен Луи-Филиппа, чьи помыслы целиком сосредоточены на деньгах и на ренте. Зато я открыл для себя в этом чтении новую прелесть благодаря тому, что с улицами и площадями Парижа для меня теперь связаны личные воспоминания, и я то и дело наталкиваюсь на знакомые названия, которые затрагивают в душе какие-то струны. Притом мосты представляются мне обручальными кольцами, которыми столица скрепила свой союз с рекой. Это драгоценные украшения, чьи камни излучают судьбоносный блеск, а речная вода, отражая мосты, довершает волшебную иллюзию замкнутых колец. Сколько художников пытались передать это впечатление! Какое счастье, что они сохранились.
День рождения матушки, которой сегодня, если есть на то Божья воля, исполнилось семьдесят два года.
Ночью странствовал, сначала бродил по мраморным городам, потом по боевым позициям. И, наконец, через заснеженный лес. Я услышал голос, который произнес: «Snowmoon». (Снежная луна (англ.).) Я остановился при полной луне перед местом, где дрозды из-под снега откапывали зерна. Едва ощутимым дыханием перегноя и первых ростков повеяло на меня сквозь снежную пелену.
Среди так называемых сорняков цветет дурегон;(Так можно буквально перевести название Gauchheil. По словарю — очный цвет (Anagallis L.)) некрасивое название объясняется тем, что раньше это растение считалось средством против ослабления памяти. Крестьяне называют его «Rote Miere», (Красная звездчатка (нем.)) что больше подходит этому растению. Как ни крохотны звездочки его цветков, редко где можно встретить такой яркий и приятный для глаза кармин.
Кончил читать Иеремию. Седекия оказался не того масштаба человек, чтобы одолеть судьбу, которая судила ему оказаться между двумя великими державами — Вавилоном и Египтом. Его слабость проявляется и в отношениях с Иеремией. Ему надо было либо убить этого пророка и быть готовым к тому, чтобы погибнуть под развалинами храма и города, либо прислушаться к его советам, а с Навуходоносором до лучших времен вести выжидательную политику. А так он проиграл партию. По велению Навуходоносора ему выкололи глаза, заставив его напоследок увидеть, как были зарезаны его сыновья. Конечно, чтобы судить о Седекии со всей справедливостью, следовало бы лучше знать внутреннее положение, которое наверняка было сложным. Об этом можно судить хотя бы по партизанской вылазке Исмаила, который убил ставленника Навуходоносора Гедалию, что навлекло на оставшееся среди развалин население ужасные беды.