В два часа ночи восемнадцатого июля на явку Ивана Прилепского пришли семнадцать подпольщиков. Обсуждение плана открыл слесарь со «Столля» Иван Кошарнов. Челябинское подполье знало этого боевика. Мобилизованный в войска адмирала, рабочий бежал из полка и скрывался на одной из явок.
Некоторое время назад Челябинский Центр поручил Кошарнову заведовать своим «паспортным бюро». Получив партийный приказ, подпольщик с огромным упорством учился делать печати. В первое время это были слова и цифры на картошке, потом — на свинце, меди и цинке.
Печати, оттиски которых добывал в штабе поручик Прилепский, часто шли в дело, и отличить подделки было весьма затруднительно.
Итак, в ночь с семнадцатого на восемнадцатое июля состоялось обсуждение плана. Говорили по очереди все подпольщики: Александр Евсеев, Григорий Леканов, Иосиф Солодовников, братья Владимировы.
Время летело горячее, совещаться долго не приходилось, и в четыре часа утра подпольщики разошлись, утвердив все, что следовало, вплоть до мелочей.
Накануне марша, утром двадцать первого июля, к командиру комендантской роты явились два подпольщика в солдатской форме и предъявили служебные предписания.
Прочитав документы, Прилепский позвал писаря и велел поставить на довольствие добровольцев Михаила Куркина и Николая Петухова, прибывших из запасного полка.
В тот же день, вечером, рота выступила в поход. Впрочем, это оказался недолгий марш. Как только взводы очутились близ озера Смолино, кто-то из солдат громко сказал поручику:
— Успеем еще намозолиться, вашбродь. Поспать бы ночку, а там и в путь.
— Пожалуй, дело, — согласился поручик. — Во тьме лишь ноги ломать.
И он тут же повел роту на Кузнецовскую дачу, что было загодя означено в плане.
Дача, расположенная в трех верстах от Челябинска, принадлежала владельцу чаеразвесочной фабрики Кузнецову-Губкину. Это был огромный, теперь пустой, дом, в котором вполне могли поместиться сто солдат роты. Владелец дачи сбежал в Омск неделю назад, и случайностей поручик не опасался.
Прилепский остановил роту во дворе и сказал небольшую речь. Он сообщил, что красные висят у них на плечах, надо глядеть в оба, а еще важнее — хорошо выспаться перед длинным маршем.
Тут же были назначены в караул добровольцы Куркин и Петухов, пусть начинают службу без раскачки.
Солдаты поддержали ротного, хотя и не отказали себе в удовольствии посмеяться над потешным сочетанием «курка» и «петух».
Через полчаса рота спала сном праведника, и лишь челябинские боевики с винтовками в руках «охраняли» ее покой.
Именно в это время в скупом лунном свете мелькнули темные фигуры людей. Часовые насчитали семнадцать человек и облегченно вздохнули: свои.
Передав винтовки Иосифу Солодовникову и, таким образом, «разоружившись», охрана тотчас исчезла. А боевики, достав из-за пазух наганы и «бульдоги», прошли на дачу.
У пирамид с оружием немедля встали братья Владимировы и Александр Евсеев. Затем Иван Кошарнов «схватил» командира роты, связал ему руки, а всех солдат разбудил и выгнал во двор: строиться.
— Вот что, воинство, — сказал Иван, когда безоружные взводы замерли под луной. — В Челябинске красные, и всякое ваше сопротивление — петля вам же на шею. Так что сидеть тихо.
Во двор привели ротного, и Кошарнов помог связанному взобраться на телегу, сиротливо торчавшую у крыльца.
Когда поручик утвердился там, Иван стал рядом и крикнул не столько офицеру, сколько рядовым, чтоб слышали и запомнили:
— Всё! Кончилась колчакия, вашбродь!
Арестованный ответил, не страшась:
— Мы победим, а враги наши сгинут!
Солдаты, открыв рты, смотрели на пока еще живого поручика.
Кошарнов, на всякий случай, «разгневался», сорвал с офицера погоны и велел двум своим отвести его в сторонку для понятного дела.
Братья Владимировы подхватили Прилепского под локти, увели в лесок и, развязав, постреляли в воздух. Затем попросили, как можно скорее, пока ночь, спешить на явку.
Семен Иванович, пожав руки товарищам, исчез в ночной темноте.
Владимировы вернулись на дачу, доложили, что «приказ исполнен», и Кошарнов велел роте идти в сарай и досыпать свое.
— А что потом? — полюбопытствовал какой-то смельчак.
— Утром придет комиссар, всех уведут, куда следует, и, наверно, отпустят.
Солдаты, оживленно перебрасываясь словами, пошли исполнять команду.