Для меня Время сродни воздуху. Когда мне не хватает времени, я нехватку чувствую грудью, задыхаюсь. Моё Время — живая субстанция, стремящаяся к диалогу. Время всегда посылает уведомление о новом рубеже. Это может быть неожиданная встреча с человеком из дальнего прошлого, где-нибудь в транзитном аэропорту. Или обрыв ремешка наручных часов. Или подарок — «Hermes» в оранжевой коробке с полукруглой надписью на шелке: Mecanique du temps. Или как в этот раз. В этот раз перед отъездом из России ожили мои старые часы с боем.
Я купила эти часы студенткой медицинского института, сложив три стипендии. И с того дня двенадцать лет — полный цикл Юпитера, часы громкоголосо били каждый час. За двенадцать лет часы ни разу не ломались, не заторопились и не опоздали.
Три года назад, когда я собирала вещи, чтобы уйти из своего дома навсегда, часы остановились. Я попробовала повернуть ключ завода, но пружина была взведена до предела, а часы не шли. Я опаздывала на поезд, но мне во что бы то ни стало хотелось запустить часы. Часы умерли. В тот час, когда я меняла хорошую судьбу на свою судьбу, часы остановились вместе с оставленной мной жизнью. С ледяным сердцем я закрыла дверь, за которой остались двенадцать лет и бесконечно дорогие мне люди. Потом, весь многодневный путь до Токио, в такси, в вагоне поезда, в кресле самолёта, как только закрывались глаза, я видела ручки одного умирающего мальчика из своего медицинского прошлого. Когда он умирал, с его ладошек стирался рисунок.
Рисунок ладони стирает и наносит Время.
Несколько дней назад, вновь собираясь в дорогу, я натёрла маятник стоящих часов, слегка качнула, и часы очнулись, забили, зазвенели, как раньше. За годы, пока часы молчали, разорванные части линии судьбы вдоль моей ладони, соединились тоненькой S-образной ниткой.
У каждого человека и у каждого народа свои отношения со Временем. И своё времяощущение. В Японии привычные для нас категории и события имеют другую интерпретацию, начиная с мелочей. Например, в Японии сдвинут часовой пояс, и время на часах то же, что в районе Иркутска в России. А во Владивостоке на два часа больше чем в Токио. Часовой пояс это, конечно, условность. Но в этом «условно» есть второе дно. Хотя бы в том, что Япония, опять же «условно», мысленно раздувается границами до Иркутска.
В бытовых, пошло-шутливых или высоко-философских разговорах японцев очень частыми темами являются такие периоды Времени в жизни людей, как смерть и... менструа-
МОИ ДОМ В ТОКИО
Обычно в Токио непрозрачно — над городом висит океаническая дымка. Без этой дымки Токио выглядит острее и жестче, а укутавшись влагой, смягчается, извиняется за свою шипастость. Токио — настоящий японец, а в японском языке самое частое слово — «извините». Изредка, когда ночной ветер изгоняет дымку, случается яркий прозрачный день. В такие дни я еду в высотный ресторан «Сабатини» на пятьдесят третьем этаже токийской оперы, смотрю из его окна на летающих внизу птиц, и на Токио, который оттуда кажется бесконечным. Вид бесконечного города в окне хорошего ресторана — это золотая маленькая гирька в разновесе душевных весов. То, что быстрее всего возвращает мне равновесие.
Осенью двухтысячного года, мы остановились в Токио в отеле Нью Отани. В нём, на последнем этаже, есть крутящийся ресторан «Скай блу», с панорамой Токио. За ужином он сказал:
- Как бы я хотел, чтобы ты жила там, где тебе нравится, куда я смог бы приезжать, чтобы увидеть тебя.
Я смотрела на светящийся внизу Токио, на горячие струи дорог, пульсирующие маяки, ажурные узоры блестящих огней токийских мостов, на тёмное море вдали, на спящий вокруг отеля Нью Отани японский сад. Я тогда ответила ему, что люблю только большие города, столицы. В больших городах, как в психике, есть всё. Я наслаждаюсь морем, лесом, небом. Мне нравится иногда ездить к морю, лесу и небу в гости. А жить? Нет. Мне нравится жить в больших городах «...в кривых извилинах старинных городов, где даже ужасы полны очарованья...».
Мы слушали друг друга, мы смотрели друг другу в глаза. Когда его глубокие глаза наполняются моими желаниями, в них появляются маленькие искры. Это загораются угольки того костра, в котором настоящие огненные Овны сжигают любые • препятствия.
Зимой того же двухтысячного года, в красноярском поезде, пересекавшем бескрайние русские сугробы, он развернул передо мной карту Токио. Сказал:
- Нам нужно выбрать своё место в этом городе. Очень удобно — север. На севере выход к портам Ниигата и Тояма, тесно связанным с Россией. Удобно для работы. Восточная часть города смотрит в море.. Там царит неприкрытая Азия, привыкнуть к которой нелегко. На японском юге была древняя столица. Оттуда начиналась японская культура. И часть города, обращенная к югу, может быть самой подходящей. Потом добавил: