В этом странном конгломерате литовских, славянских и немецких народностей, в этом пестром смешении разорванных территорий, казалось, господствовал только один случай; каждое из государств до присоединения к Пруссии имело свою историю, жило своими градациями. Перед прусскими государями встала очень серьезная и трудная задача — объединить эти случайно собравшиеся под одной властью владения в одно государство, создать нацию. Внешняя политика, построенная на системе постоянных полуразбойничьих захватов, таким образом, должна была определить и политику внутреннюю; все новые и новые завоевания задавали вместе с тем прусским правителями такую колоссальную работу в смысле укрепления их власти во вновь завоевываемых землях и сплочения их, что ни на что другое не оставалось ни времени, ни сил; с другой стороны, постоянная завоевательная политика уже сама по себе предъявляла повышенные требования к прусским финансам и к военным силам государства; под влиянием нужд военного времени финансовые вопросы приобретали необычайную важность, и фискальные интересы заслоняли все другие вопросы, заставляли прусских правителей жертвовать рада них всеми насущными нуждами страны. Ни в каком другом государстве внешняя политика и военные потребности не поглощали так много сил, не господствовали в такой степени над умом и волей правящих кругов и не нависали такой грозной тяжестью над платежностью населения. В этом отношении с Пруссией нельзя сравнивать старые государства Запада — Францию и Англию, которые уже давным-давно завершили процесс своего территориального образования к тому времени, когда Пруссия только начинала определяться; незначительные изменения границ во Франции или новые колониальные приобретения Англии не носили завоевательного характера и не поглотали в такой мере всех сил государства, как в Пруссии. Даже и Австрия, которая в течение XVII и XVIII веков тоже интенсивно расширяла свои владения, тратила гораздо меньше энергии на устроение завоеванных областей, чем Пруссия. В противоположность Пруссии, которая по большей части делала свои приобретения внутри самой Германии (за исключением польских провинций), и притом мелкими кусками, приобретения Австрии делаются большими территориями, на которых жили не немецкие народности, обладавшие своей культурой и своей системой управления, совершенно отличной от австрийской культуры и австрийского управления: такими территориями были Венгрия, Трансильвания, Хорватия и Славония, отошедшие к Австрии от Турции по Карловицкому договору 1699 г., прадунайские владения Турции (Темешварский банат и Малая Валахия), приобретенные Австрией в 1718 г. (по миру в Пассаровице), Буковина (1776–1786 гг.), Испанские Нидерланды, Миланская область и королевство Неаполитанское, полученные Австрией после войны за испанское наследство (1713 г.), Галиция (1772 г.), Малая Польша и Червонная Русь (1795 г.), отошедшие к Австрии по первому и третьему разделу Польши. В этих румынских, итальянских, бельгийских, венгерских, польских, русинских и славонских областях нельзя было и думать вводить чисто австрийское управление; они были для этого слишком самобытны. Поэтому их соединение с Австрией носило характер унии, и большинству из них приходилось предоставлять довольно значительную свободу в управлении. Поэтому-то австрийский правители тратили меньше усилий на централизацию этих областей, чем прусские, для которых объединительная деятельность уже в силу одного преобладания немецкого языка и немецкой национальности во вновь присоединяемых провинциях сулила больше успеха.
Глава I
РАННИЕ ГОГЕНЦОЛЛЕРНЫ
Создание государства
Для успеха своих завоеваний, для объединения и сплочения завоевываемых земель прусские государи нуждались, главным образом, в трех вещах: в хорошей армии, в хороших финансах и в хороших чиновниках. Без финансов нельзя содержать армии, без преданного и послушного чиновничества нельзя ни успешно использовать платежные силы населения в интересах государственной казны, ни бороться с самостоятельностью старых земских чинов, ни вообще осуществлять на деле принципы объединительной политики. Вся политика Гогенцоллернов в XVII, XVIII и в значительной степени в XIX веках направлена на создание, развитие и укрепление этих трех орудий всякой завоевательной и объединительной политики — армии, финансов и бюрократической администрации. Первые шаги в этом направлении делаются уже «великим курфюрстом» Фридрихом Вильгельмом (1640–1688 гг.). По натуре это был типичный пруссак: крутой, упорный в достижении своих целей, он не останавливался в случае необходимости перед насилием; обладал той относительной честностью, которая требовала добросовестности по отношению к друзьям, но допускала хитрость и жестокость по отношению к врагам. В нем нашла довольно яркое выражение та черта, которая позднее повторялась у многих из Гогенцоллернов: он обладал той трезвостью взгляда, которая заставляла его высоко ценить материальные силы — деньги, войско и количество подданных, и той практичностью, в силу которой он умел подчинять свои личные симпатии соображениям выгоды и пользы. Кальвинист по убеждениям, он оказывал покровительство не только гугенотам и лютеранам, но даже деистам и евреям, потому что надеялся на их промышленную энергию и на их деловитость в коммерческих делах; но гордо заявленный им принцип религиозной веротерпимости не помешал ему подвергать преследованию католиков; в Померании и Бранденбурге, где он был сильнее, чем в Восточной Пруссии, он запретил им отправлять богослужения и занимать какие-либо должности и выразил желание, чтобы это запрещение было действительно вплоть до Страшного Суда. Воюя со шведами, он тем не менее преклонялся перед военной организацией Швеции, войско которой он, подобно русскому Петру, считал для себя образцом. Военному делу он придавал, конечно, огромное значение; свое царствование он начал с того, что распустил доставшееся ему по наследству от предшественника маленькое войско только на том основании, что оно присягало не только ему, — курфюрсту Бранденбургскому, но и его сюзерену, германскому императору. Он набрал новое войско наемников, сначала только в 8 тысяч человек, но уже к 1655 г. увеличил его до 26 тысяч. По тогдашним временам и такое миниатюрное войско было уже значительной силой, потому что оно было постоянным и находилось в распоряжении короля. Ни с прежней земской милицией, ни с дворянским ополчением, которые собирались очень туго и были притом плохо вооружены и совершенно не обучены, это постоянное войско не имело ничего общего. При нем офицеры из своего рода самостоятельных атаманов, на свой страх набирающих войска и подчас даже содержащих их за свой счет, стали превращаться в правительственных чиновников, получающих казенное жалование и во всем послушных своему государю. Дело обеспечения армии продовольствием постепенно передавалось в руки особых бюрократических учреждений (военных комиссариатов), хотя этот переход совершался довольно медленно и закончился уже после смерти великого курфюрста в начале XVIII в.; военные комиссариаты ведали и сбором налогов (акциза и прямого налога), шедших на военные цели. Вместе с тем и военное обучение армии стало производиться по одному общему шаблону, и армия получила более планомерную организацию и единообразную форму. И в гражданской сфере при нем шел тот же процесс. Чиновники все сильнее и сильнее привязывались к государству, все больше отрывались от местных и частных интересов, и курфюрст все более становился центром всей государственной жизни; конечно, такая бюрократизация правительственной машины пока могла еще касаться только центральных учреждений; о проникновении влияния правительственных чиновников на места, в мелкие города и деревни тогда еще не могло быть и речи: в деревнях всецело держалась патримониальная власть помещика, наделенного судебными, административными и полицейскими полномочиями, а города пользовались довольно широкими правами самоуправления. Но берлинский «тайный совет», членами которого были важнейшие чиновники и генералы курфюрста, теперь стал действительно высшим учреждением в стране, и ему было передано рассмотрение всех главнейших государственных вопросов; вместе с тем и в провинциях делаются попытки образовать подчиненные ему административные коллегии, также организованные бюрократически, — попытки, впрочем, пока еще безуспешные.