Гогия задумался, потом махнул рукой и глухим голосом продолжал:
— Нет, невозможно! Кончено! Прощайте, мои дорогие! Ухожу, и сам не знаю куда!.. Тебро, доченька, прости, что вчера обидел тебя! Марине, и ты прости, что не ответил лаской на твою заботу! Простите, милые, изменившему вам Гогии!.. Вы думаете, мне легко от вас уходить, терять вас?.. Я не знаю, куда ухожу!.. Голова у меня кружится, дрожь пробегает по телу, в глазах темнеет! Нет! Кончено, решено!
Гогия торопливо приставил дуло ружья к груди и большим пальцем ноги нажал на курок. Грянул выстрел, и Гогия свалился в канавку у завалинки. — Господи, взыщи с них, а не с меня!.. — невнятно пробормотал он и навеки сомкнул уста. Звук выстрела разбудил, Марине.
— Гогия, светает… Слышал выстрел? Давай встанем и мы, встретим и мы Новый год! — позвала она мужа, думая, что он спит у очага.
«Как он крепко уснул!.. Пусть поспит. Я встану, разведу огонь и потом разбужу его… Жалко будить, пусть поспит еще немного. Он так поздно заснул… И то сказать, мог ли он уснуть, столько переживши за день! Как еще только мы остались живы, и он и я!» — думала Марине, одеваясь.
Она разожгла огонь и лишь тогда заметила, что мужа в комнате нет.
— Нигде его не видно. Куда бы он мог уйти? Она открыла дверь и ступила за порог, чтобы позвать его.
Запах пороха и гари ударил ей в нос. Она испугалась.
«От соседей что ли нанесло ветром?» — подумала она и в тревоге стала звать мужа.
Ни звука.
— Пошел, должно быть, к ручейку умыться, — проговорила Марине и решила итти к ручейку. Ручеек протекал в конце двора.
Но как только она шагнула вперед, ноги ее зацепились за что-то мягкое, она споткнулась и упала.
Под ней лежал труп Гогии. Луна, опускаясь все ниже, зашла за дом, Гогия оказался в тени, и потому Марине не сразу заметила его.
— Горе мне! — вскрикнула Марине и потеряла сознание.
V
Настало утро. Засыпанная снегом земля сверкала, как поверхность зеркала. От стужи трудно было дышать. В деревне А-и то и дело слышались ружейные выстрелы — это народ по обычаю приветствовал стрельбой радостное событие — Новый год. — Кажется, что-то недоброе случилось в доме Гогии Уйшвили, — вскрикнул один из соседей, выглянув утром на двор. — Как пронзительно плачут там дети! Не волк ли бешеный к ним ворвался?
И он побежал ко двору Уйшвили. За ним прибежали и другие. Вот что они увидели.
Марине с ножом в руках, дико сверкая глазами, в исступлении гонялась за своими детьми. Смертельно напуганные дети с криком убегали от нее, прятались, но она преследовала их, находила и, склонив набок голову и прищурив глаза, как кошка, подкрадывающаяся к птичке, вскрикивала вдруг «чита!»[5] и кидалась на жертву. Но так как она криком «чита» предупреждала о своем приближений, ребенок успевал убежать от нее и Спрягаться снова. Если же ребенок не успевал спрятаться и ему казалось, что она вот-вот поймает его, он в отчаянии испускал страшный крик:
— Горе мне! Спасите! Помогите! Она зарежет меня!
Тогда Марине в ужасе застывала на месте с поднятым ножом, сама вскрикивала: «Горе!», отскакивала от своей жертвы и начинала преследовать другого ребенка.
В канаве перед домом валялся труп Гогии. На лице его появилось холодное, загадочное выражение, от которого жутко сжималось сердце. Его всклокоченная борода и длинные с проседью волосы были залиты кровью, натекшей из раны, одной рукой он сжимал горсть земли, другой — клок вырванных у себя же волос. Земля была взрыта у его ног, — вероятно в предсмертной судороге. Нелегко ему, видно, было расставаться с жизнью.
На постели в комнате валялась маленькая Тебро с перерезанным горлом. Она была еще теплая, но уже прощалась со своей невинной жизнью.
— Что, ты наделала, Марине? — вскрикнула ошеломленная соседка, увидев это ужасное зрелище. — Тише, тише, не разбудите ее. Ее убил святой Василий! — испуганно прошептала Марине.
Она осторожно подошла к соседке и таинственно шепнула ей:
— Вчера ночью с неба спустился святой Василий. Он хочет погубить весь мир!
И вдруг вскрикнула:
— Горе мне, они пришли!
И в страхе забилась в темный угол. Соседи обступили и схватили ее.
— Мы окружены!.. Мы ограблены!.. Его убили, помогите! — кричала она неистово, дико.
Ничего, кроме этих бессвязных слов, добиться от нее было невозможно. Она сошла с ума.
Соседи связали Марине и собрали попрятавшихся по углам детей.
— Она зарежет нас, как Тебро! — плакали они.
Младшего ребенка пришлось силой вытаскивать из-под тахты, куда он спрятался от матери и откуда ни за что не хотел выходить.
Ребят поручили одной из соседок и пошли сообщить о случившемся старшине.
Старшина явился с понятыми. Составили протокол о происшествии, описали оставшееся имущество Уйшвили. Потом назначили опекуна и поручили ему ребят и все имущество.
Прошло несколько лет. Сумасшедшая Марине долго еще бродила по деревням в изодранной одежде и таинственно сообщала слушателям:
— Вчера ночью святой Василий спустился с неба. Он хочет погубить весь мир!
Наконец смерть избавила эту несчастную женщину от жалкого существования.
Двор Гогии пришел в запустение. Все постройки, кроме дома, обвалились. От дома остались только одни стены. Крыша прогнила и провалилась. Если бы так он простоял еще несколько лет, нельзя было бы даже поверить, что здесь когда-то жила семья. Однако, недавно кто-то покрыл соломой этот дом и развел огонь в очаге. Это вернулся старший сын Гогии. (Остальные дети пока еще продолжают работать батраками у чужих людей). Он недавно женился и пришел на отцовский двор.
Пожелаем ему, чтобы участь отца миновала его и чтобы жизнь его потекла по иному, лучшему руслу.
1889 г.
Примечания
1
«Экуция» — так называли в Гурии карательные отряды царского правительства — «экзекуцию».
(обратно)
2
Чичилаки — импровизированная «елка» под Новый год из заструганного голого древка, которое обвешивается сладостями.
(обратно)
3
В плетеных корзинах носят урожай — виноград и кукурузные початки.
(обратно)
4
Одесским вином в Западной Грузии называют вино из винограда «Изабелла».
(обратно)
5
Чита — звукоподражание, нечто вроде «ку-ку».