- Поторопитесь… - выдохнул раненый сатир, борясь со смертью. – Там ведь… Она…
- Кто? – нахмурился Питер, присаживаясь рядом. Нужно было возвращаться в гущу битвы, командовать, но он не мог не проводить воина, отдавшего за Нарнию жизнь, в последний путь. И от слов, которые выдохнул перед смертью сатир, по спине пробежал холод.
- Королева Люси…
Ладонь, сжимавшая руку государя, безвольно разжалась. Сам же парень потрясенно обернулся к брату, с непониманием хмуря брови. Время словно замедлило свой ход. Люси… Здесь? Точнее, там? Это невозможно, она ведь во дворце, дома. Это похоже на бред умирающего, но сатир так отчаянно пытался это сказать с того самого момента, как добрался досюда. Возможно, необходимость сообщить и заставила его дотянуть, дожить до этого момента, чтобы вместе с докладом выдохнуть и собственную душу.
Люси. Здесь. Точнее, там.
Питер вскочил на ноги, глядя перед собой широко распахнутыми глазами. Его не интересовало, как это могло произойти, почему это произошло. В голове бились две мысли: Люси там, где идет ожесточенный бой. Все остальное вдруг стало неважным. Питер не слышал, что позади что-то кричит Эдмунд. Государь просто кинулся вслед за посланной подмогой. Он не видел, что младший брат на миг задержался, чтобы вскочить на грифона, и взлетел в небо, а лучники изменили направление атак. Вместо того чтобы защищать перевал, половина из них сосредоточилась на прикрытии прорывной группы, что устремилась к ущелью. Питер просто понесся вперед, и разум не поспевал за движениями. Казалось, тело знало, что предпринять, лучше мозга.
Люси.
Точно молния, влетел он в проклятое ущелье и уже отсюда увидел, что дорогу вперед преграждает огромный завал. Через него не перепрыгнуть, не перелезть просто так, но в плечи вдруг впились гигантские когти и подняли его в воздух. Один из грифонов просто перекинул Верховного короля через завал на другую сторону, и его примеру последовали остальные летуны. Вслед за государем в западню ворвались и другие сатиры, готовые драться до последней капли крови. Не успев подняться после приземления на ноги, Питер с ревом врезался в первого противника и повалил его на землю. Тельмар, окружившие небольшую горстку нарнийцев, не ожидали такого яростного подкрепления и тем более не ожидали, что нарнийский король обрушится на них с таким безумным напором. Он рвал и метал, прокладывал себе дорогу, и меч его сверкал в лучах солнца, обагренный кровью. Только когда он увидел Люси, в помятых доспехах, но вроде бы здоровую, пелена с глаз исчезла, однако дикое пламя в душе не погасло. Лев Нарнии отыскал свою любимицу и теперь был порвать на куски всех, кто смел на нее напасть.
У врагов не было ни единого шанса устоять.
***
- Да как ты могла так поступить?! Как тебе это в голову вообще пришло? Приехать сюда аккурат перед битвой и заявить командующим южного отряда, что это я тебя вызвал из Кэр-Параваля на подмогу! Люси! – у Питера после ожесточенного боя не было сил двигаться. Полученные синяки и ссадины ныли, мышцы отказывались слушаться, но сорванный голос отнюдь не мешал облекать праведный гнев на сестру в слова. Даже немота и смерть, если бы та взяла его за горло, не заставили бы Верховного короля молчать. – Я не ожидал от тебя такого!
Девочка стояла, низко опустив голову и не смея возразить на этот поток обвинений решительно ничего. Потому что Питер был прав. Все его слова были правдивы, ибо Люси действительно подвергла себя такой опасности, что могла бы и не выбраться из ущелья живой. Более того, она какое-то время и считала, что это конец и первое ее сражение станет последним. Ужас, который королева тогда пережила, заглянув смерти в глаза, не хотелось вспоминать. Но он ни в какое сравнение не шел с тем ужасом, что испытал Питер. Ведь когда Верховный король рухнул с небес, на него было страшно смотреть. Никогда Люси не видела, чтобы врагов рубили с такой яростью. Будь у брата на пути великан, он и его бы одолел с одного удара, только бы добраться до нее… И никогда прежде Люси не была так рада его видеть. Кажется, момент, когда Питер ее обнял, навеки запечатлелся в ее душе, перекроил и создал нечто новое, то, чего она до сих пор не осознавала до конца, хотя была уверена в обратном.
Питер замолчал. Он почувствовал, что его опять начало трясти, а ведь он едва-едва пришел в себя. Люси не смела поднять на него взгляд – не так представляла она их встречу после битвы, совсем иначе ее воображала себе. Потому девочка покосилась на Эдмунда и поняла, что это было не лучшим решением в этой ситуации. Второй брат был бледен и в отличие от государя молчал. Только вот распахнутые глаза на фоне обескровленной кожи казались черными и неподвижными, и еще от него ощутимо несло вином.
- Я… – тихо подала голос Люси. Питер скрестил на груди руки, сурово глядя на нее сверху вниз, из-за чего девочка чувствовала себя совсем малышкой. Да и как иначе ее воспринимать после такой выходки? Хотела показать себя взрослой, а сделала только хуже. Королева поняла, что не может найти подходящих слов для выражения своих чувств, и замолчала. Ее попытка объясниться окончилась ничем.
- Ты хотела стать воином. Сражаться рядом с нами, - процедил Питер, с трудом сдерживая себя. – Однако забыла о главном правиле: дисциплина. Я главнокомандующий этой армией. Я должен знать обо всем, что происходит в моем войске, и тем более о его составе! А если бы мы не вернулись в то ущелье, Лу…
В голосе брата прозвучала такая тоска, такая боль, что девочка подняла на него открытый взгляд, в котором отражались все ее чувства: вина, стыд, раскаяние за те переживания, что она им причинила… И уверенность в предначертанном ей пути, которую не уничтожила даже пройденная битва.
- Если бы тот сатир не дотерпел? Не сказал бы, что там находишься ты? Или бы погиб сразу и некому было бы сообщить, что вы оказались в ловушке, – тихо продолжил государь. – Вас всех бы перебили. А я бы просто не пришел. Не думаешь о себе, обо мне подумай. Как бы я жил после такого? Как жили бы все мы, Лу? Лу…
И столько усталости прозвучало в этом коротком «Лу», что девочка шмыгнула носом и, не в силах сдержать слез, уткнулась брату в грудь, прижалась крепко-крепко, прося прощения за то, что заставила его пережить в те короткие мгновения. Питер тяжело вздохнул, обнимая ее за хрупкие плечи и вздрагивая с непривычки, когда пальцы вместо мягкой ткани касаются холодных жестких доспехов. Так они стояли некоторое время, а после Люси, не сопротивляясь, пошла следом за сатиром, отведшим ее в выделенную ей палатку.
Питер проводил ее затуманенным взглядом и встал рядом с Эдмундом, который так и не сказал ни слова, глядя в пространство и пребывая в каком-то своем, хмельном мире. Когда как Верховный король кинулся к Люси, младший бросился не за ним – он помчался верхом на грифоне на скалы, где засели тельмаринские лучники. Почему именно туда, как он сообразил так быстро, где таится главная опасность, брат так и не сумел объяснить. Им двигало то же самое, что и Питером, чему невозможно было дать определение. Какая-то сила, направленная лишь на потребность защитить и спасти… Только вот спасал Эдмунд не только Люси, но и самого Питера. От вражеских стрел.
- Если бы вас обоих расстреляли, что бы я Сью сказал? – выдавил он после, находясь в полной прострации. – Я не хочу объясняться с ней в одиночку.
И то были последние слова за этот безумный день, который произнес младший король. Питеру пришлось приводить его в чувство вином, буквально отпаивать, из-за чего от юноши шел характерный запах, но даже признаков опьянения за ним не наблюдалось. Он просто смотрел в одну точку, отходя от состояния дикой собранности, когда решения принимались за мгновения. Самого государя Нарнии не отпаивали схожим образом только потому, что он сам занимался братом и сестрой, а в возне с ними и с войском немного успокоился.
- Это… Прости, Эд, - произнес хрипло Питер. Эдмунд чуть пошевелился, показывая, что слышит. Кажется, его брови чуть дрогнули, выражая непонимание и удивление. Верховный король усмехнулся. – Я думал, ты вел себя ужасней всего, когда удрал в замок Джадис… Оказывается, ты еще был благоразумен и терпелив. Я хотя бы знал, что ты собираешься делать! Прости, Эд.
- А ты меня ругал… – тихо ответил юноша и едва заметно улыбнулся. Питер зажмурился, ощущая, как к горлу подступает нервный, истеричный смех. И немудрено – в те мгновения, когда пришло осознание, он едва не умер. Очнулся от этого страшного забытья, только когда коснулся живой Люси, а события до того момента словно окутало туманом.