– А Лиззи?
– И Лиззи, – расплылся он в улыбке. – Вы трое – моё всё. Давай ловить моменты счастья вместе. Пожалуйста.
И столько было в этом “пожалуйста” нерастраченной любви, тёплой нежности, захватывающей трогательности, что из её глаз полились водопадом слёзы, а в носу защипало, и Котовский поспешил отскочить подальше, снова нарвавшись на проявление аллергии. На фоне взрыва чувств это было эпично.
Он сразу побежал к вожаку, “встать на учёт”, как он ей объяснил, чтобы имел в виду, что его и Лили нужно рассматривать как будущих брачующихся. Вожак согласился понаблюдать за ними, хотя и так знал, что бесполезно – Лили в стае появлялась бы очень редко, но он знал и про дочь, и про аллергию, и про неубиваемые чувства, и в итоге сказал, что союз одобряет. На самом деле не было союза, который он бы не одобрил, но если пара и расставалась до праздника урожая, то делала это по собственному почину, но их были единицы.
Коннелл тогда сообщил, что они сразу и поженятся, но пришлось ждать осени, а времени на подготовку было навалом. Но платье она долго не подобрать, определилась лишь после приезда мамы.
Стоя за её спиной, Сирена смотрела на отражение дочери в белом платье и фате в зеркале и не могла перестать умиляться:
– Ты такая воздушная, как тортик, – на кончиках глаз у неё скопились слёзы.
– Мама, я что – толстая? – Вскинула брови Лили. – О нет, я не пойду никуда, – она потянулась к завязкам, чтобы распустить и снять всё это безобразие.
– Пойдёшь, – тут же остановила её мама. – Ещё как пойдёшь. И где ты толстая? Я сказала “воздушная”, а это значит лёгкая как облачко.
– Мама, тебе ли не знать, что облака весят ого-го? – Нахмурилась младшая Эванс, совсем скоро она собиралась поменять фамилию, разделив с мужем его. Из-за этого они с Котей хихикали, что котиков прибавится.
Её мама приехала как только получила приглашение на свадьбу. Сразу собрала чемоданы и, пообещав своему мужчине, что скоро вернётся, примчалась организовывать праздник для дочери.
– Мама, ты рано! – кричала она, повисая на ней, когда на следующий же день Сирена стояла на пороге, но та заверила, что в самый раз и сразу потащила её искать платье.
Это было платье уже не из первого десятка, но подходящего найти не получалось. Тогда Сирена вспомнила о том платье, что сшила себе на свадьбу, которую так и не сыграли – её свадьбу с Борзом, и нашла его на чердаке, перерыв все коробки. Платье было простым и пыльным, а после стирки стало белоснежным, но таким же простым, и обе Эванс, лишь только Лили его надела, в унисон прошептали: “Идеально!”
Так как все, кого они желали пригласить на свою свадьбу, знали о волках, даже не обсуждалось, что церемония будет проведена в стае, для этого украсили площадь и в этот раз было много омелы – все сошлись во мнении, что она была ко двору. Всё было похоже на сказку, а счастливые молодожёны верили в лучшее.
– Я рад, что наши дети смогли обрести себя рядом друг с другом, – сказал Борз Сирене, глаз от которой отводить не хотелось – она была счастлива, искренне радуясь за дочь, которая сделала то, что она сама когда-то не смогла. – Очень.
Пройдёт ещё десять лет, двадцать, тридцать, они состарятся, покроются морщинами и станут дряхлыми, но стоя одной ногой в могиле она всё ещё будет его светом в окошке, маяком в гавани, мигающим теплом его заплутавшему в шторме кораблю – это навсегда.
– И я рада. Спасибо, что вырастил Коннелла и стал отцом, – стрельнула она в него озорно глазами, – ведя за собой большую стаю, и прости, что не смогла стать тебе опорой.
– Ты стала опорой другим людям, и как знать, наверное там ты была нужнее, – сказал он то, о чём думал много лет. Ведь ничего не бывает просто так, всё предопределено. – Ты родила и вырастила Лили, которая уже стала частью стаи, и я надеюсь, они смогут пронести свои чувства сквозь годы.
– Я верю, что смогут, – улыбнулась Сирена и кивнула подошедшей к ним Зифе.
Она встала под боком у мужа и, как только Сирена отошла, стала снова ругать Котю.