Спрыгнув на холодную осеннюю землю рядом с путями, Прасфора побежала вперед, Батильда – прямиком за ней, не позволяя себе – еще чего! – отставать. Альиво слегка затормозил, но тоже понесся следом.
– Вы с ума сошли! Обе! – крикнул он. – Мы бежим прямо на марширующих големов! Они же нас…
– Это всего лишь големы, – буркнула журналистка, постаравшись выровнять голос – не так уж она была молода для одновременного бега и разговоров.
– Они были мертвыми големами, – зачем-то добавила Прасфора. – Только что вернулись и еще… не до конца все понимают.
– Да они вообще ничего не понимают! – вновь взревела Батильда на ходу. – Вы же взрослые люди! Это просто. Каменные. Истуканы!
Так или иначе, шеренга стремительно вышагивала, постепенно расползаясь по окрестностям. Троица добежала до перрона, запрыгнула (в случае Батильды вяло вскарабкалась) наверх в самом незаметном углу, чтобы оказаться в тени, и на мгновение притаилась. Големы – теперь стали различимы все их новые конечности и залатанные части – шагали из главного входа, содрогая землю.
– Да, – драконолог вздохнул. Заклубилось облачко пара, – думал, что мы успеем до начала. И что теперь?
– Ты можешь что-то сделать с големами? – вдруг четко спросила Прасфора с наконец-то проясневшими глазами. Альвио даже невольно улыбнулся.
– Да, если вспомню, что делать с магическими потоками… мы можем попробовать… А что ты..?
– Вы можете замолчать?! – осклабилась журналистка. – Не мешайте наблюдать за сенсацией…
Прасфора промолчала – только впервые после возвращения из горного города тепло улыбнулось, топя окружающее пространство улыбкой, которая словно была призвана дарить надежду, прежде всего не остальным, а своему собственному отражению в зеркале, каждое утро, вот так вот безмолвно говорить себе, что обязательно все получится, и путь весь мир – весь не верящий в это мир – катится к нестабильности.
И Альиво наконец узнал настоящую Прасфору – хотя бы ее легкое эхо, пока этого более чем достаточно. Драконолог чуть не рассмеялся, но события сдерживали поток эмоций.
Улыбнувшись, Прасфора, пригибаясь, кинулась к главному входу – Альиво хотел было ринуться за ней, но пусть ему загородила Батильда:
– Одну вы меня не оставите, – заявила она. – Так и знайте…
Драконолог хотел оттолкнуть ее – в принципе, это желание было перманентным, просто сейчас зудило сильнее обычного, – но увидел, как големы напрочь игнорируют девушку, скрывшуюся за воротами.
– Каменные истуканы, ждущие… приказа, – мелькнуло в голове. – Ладно, пусть хотя бы так. Пусть хотя бы так.
И Альвио закрыл глаза, чтобы перед взором завибрировали сине-фиолетовые нити магии, затянувшие пространство гипотонической паутиной.
Никогда еще на Прасфору не давило так сильно, а тут вещи вокруг словно бы сговорились: давило растущее напряжение, давил грохот ног шагающих големов, давили собственные свинцовые установки в голове, словно налившиеся мраком и ставшие еще тяжелей, давили, наконец, высокие потолки и своды горного Хмельхолма, в первый приезд – столь головокружительные, а теперь абсолютно иные, падающие на сознание непомерным весом.
Прасфора влегкую, но все равно с опаской, миновала големов. Как всякий житель семи городов, Попадамс знала, что глиняные истуканы вообще не могут ни чувствовать ее, ни даже обращать внимания: как такового и внимания-то у них нет. Девушка всегда гадала, как тогда они вообще ориентируются в пространстве – потом кто-то объяснил ей, что големы видят лишь нечеткие магические силуэты. Почти как пресловутые гомункулы, воспринимающие мир комплексом магических следов, или собаки – фейерверком запахов. И вот сейчас все восприятие этой… армии – словно даже на ум Прасфоре отказывалось приходить – направлено было явно на другую задачу.
С большим трудом сосредоточившись, Прасфора двигалась по опустевшему залу – опустевшему настолько, что обычные шаги ее гремели погромче големов. В этой неестественной тишине голем Анимус под лестницей одиноко взирал в пустоту, уменьшаясь по сравнению с исполинскими сводами.
Плана у Попадамс как такового не было – что вообще можно придумать, когда не знаешь, чего ожидать? Но заднего хода давать уже не хотелось, куда теперь денешься, раз хотя бы маленький маячок возможности – перед Прасфорой он горел даже в самые понурые и туманные дни – светится бледно-желтой надеждой где-то вдалеке. Может, что-то, да и выйдет?