Двигаясь как муха, надышавшаяся ядовитых паров, Попадамс порылась в шкафу – хорошо, хотя бы до него пламя не добралось, точнее просто полизало и перекинулась на более аппетитную трапезу. Девушка переоделась, сменила блузку на чистую, бросила на кровать другой – карамельно-кремовый – свитер и вышла из комнаты.
На лестнице Прасфора чуть пару раз не навернулась, зато такие почти что падения помогли лучше ледяной воды, тут же напомнив организму, где реальный мир и, самое главное, твердая земля. Внизу шумели посетители и уже суетился Кельш, вытирая тарелки, вынося что-то из-за обгорелых кухонных дверей.
Прежде, чем выйти в центральный зал, Прасфора заглянула за лестницу, в ванную комнату с небольшим бронзовым умывальником. Пустила струю холодной воды, скрипнув краном – та бодренько зажурчала, даже как-то чересчур бодренько для только что проснувшейся Попадамс. Мыться полностью хотелось, но не было ни сил, ни времени.
Девушка умылась практически обжигающе-ледяной водой – стало куда легче. Мир постепенно перестал излучать гулкий шум, вернувшись в привычное состояние – теперь уж точно абсолютно реальное.
Зачем-то Прасфора посмотрела в зеркало – никогда не любила смотреться в них, старалась всегда, когда можно, даже просто проходя мимо, отвести взгляд – не на что там смотреть, только расстроишься, увидев себя. Так что сейчас в голове заскрежетал один из жутких механических комплексов.
Из зеркала на Прасофору смотрела Прасфора – не такая, как хотелось бы. Как, собственно, и обычно. В этот раз к тому же с обреченным, скукожившимся, бледным лицом и красными заплаканными глазами.
Попадамс резко отвернулась.
Пока Прасфора шла в гостевой обеденный зал, мысли набирали обороты, с машинным воем напоминая девушке о минувших событиях, которые на время сна – абсолютно черного, настолько, что от черноты этой бегали мурашки и холодело в горле, сводило связки – поблекли и отошли на второй план. Теперь все снова вставало на свои места – и, оказавшись среди веселящихся посетителей «Ног из глины», Прасфоре опять захотелось сесть и не вставать.
– Они ведь даже не знают, – проскользнуло в голове нечто склизкое. – А я ничего и не могу сделать…
Эта мысль не давала никакого покоя, от нее даже мертвецы встали бы из могил с просьбой решить проблему, чтобы вновь забыться сладким сном. Что-то нужно обязательно сделать, но Прасфора была железобетонно уверена, что она – даже не пешка, а так, соринка, клочок пыли и, в конце концов, просто Прасфора Попадамс, в любом случае ничего не сможет сделать.
Будь все проклято, будь она сама проклята.
– Прасфора, – отвлек ее Кельш, идущий с очередным глиняным кувшином и таким огромным блюдом, что девушка даже потерла глаза. – Ты получше?
– Тебе честно или соврать? – она бы улыбнулась – не очень-то вышло.
– Если все плохо, то соврать.
– Тогда все просто отлично, – она потянулась за кувшином. – Давай я помогу…
– Нет, не надо, иди лучше еще отдохни, ты…
– Мне так будет легче. Правда. Хотя бы перестанут думать о…
Кельш молча посмотрел на дочку, потом все же разрешил ей взять кувшин.
– Там наверняка нужно много посуды вытереть. Я сделаю.
– Булочка моя…
– Так правда будет легче – займу себя делом.
Кельш вздохнул – мол, что с тобой поделаешь, ты как всегда.
Прасфора поставила кувшин на стол, все же выдавила из себя улыбку веселым клиентам, и ушла вытирать посуду, которую традиционно, помыв на кухне, приносили сюда – чтобы Попадамс могла спокойно заниматься делом.
Думать о войне, Кэйзере и грифонах она конечно же не перестала.
Свинцовые тиски в голове наложили табу на поиск решения – ну а какой смысл, ведь у тебя, именно тебя, ничего не выйдет. Но юркие мыслишки, активно виляющие хвостами, проскальзывающие везде и всюду, продолжали заполнять голову представлением грядущего.
Кельш вынес из кухни очередные тарелки с картошкой. Прасфора, посчитав это отличным способом отвлечься, перехватила папу, хотя тот умело выделывал грандиозные пируэты, чтобы дочка не заметила его, но в конце концов сдался.
– На тот стол, – обреченно протянул он, указывая рукой. – И правда, я лучше бы сам. Уже три кружки пива…
Он кивнул головой в сторону столика. Прасфора поджала уголки губ.
– Не в первый раз, – потом добавила: – Меня не было всего день, а ты думаешь, будто я вернулась после годового отсутствия и все забыла.