Повернулся к сидящим сзади:
— Теперь мы можем отдохнуть. Но пока прошу не выходить из машины.
Качалин проговорил:
— Думаю, они проскочат.
— Если нас не увидели, то, да, проскочат.
— А если не проскочат? — спросила Саша.
— Тогда отъедут подальше от дома и будут за нами наблюдать.
— А мы? — спросила Саша.
— Будем действовать по обстановке. Война есть война. Тут всегда найдется победитель, а если есть победитель, то должен быть и побежденный. Так–то, мой друг.
Бутенко у вышедшей из дома женщины спросил:
— До Луги далеко от вас?
— Двадцать пять километров.
— А эта вот проселочная дорога, ведущая в лес, — она куда нас приведет?
— Семьдесят километров проедете, и будет Вердуга.
— Ага, спасибо. Вердуга нам не нужна, но по дороге этой мы поедем.
Быстро развернулся, и они устремились в лес. Не доезжая до кромки леса, Бутенко кивнул на зеркало, сказал Саше:
— Вы видите, нас продолжают опекать.
— Да, обе машины вернулись и сворачивают на нашу дорогу. Что же мы будем делать, если они нас догонят?
— Ага, испугалась! А у нас что, нет оружия?
— Нет, у меня ничего нет.
— Будем драться без оружия.
— Но у них восемь мужиков, — может быть, и больше. А у нас женщины, и еще больная.
Саша допытывалась не столько побуждаемая страхом, сколько из любопытства и желания знать, что же они будут делать, если завяжется открытый бой. Была уверена, что у наших мужчин есть пистолеты, но ведь они с Ниной Ивановной безоружны.
Бутенко повернулся к ней, ободряюще улыбнулся. Сказал бодрым уверенным голосом:
— Мы же русичи! А русские не имут страха в открытом бою!
— Они тоже русские.
— Они русские? Кто это вам сказал? Да на всякие грязные дела денежные мешки всегда вербуют разный интернациональный сброд. Уверяю вас, там и кавказцы есть, и турки — всякой твари по паре. Нам ли их бояться!
Саше не нравилось, что Николай Амвросьевич часто произносил это противное слово «бояться», — он как бы Сашу подозревал в трусости, но хотела выяснить ситуацию до конца. В самом деле, как они будут с ними драться, если у них нет оружия, а те вооружены до зубов? Наконец, у нас всего лишь трое мужчин, а у них целая банда. Беспечность Бутенко ей казалась непонятной и ничем не оправданной. Но Бутенко ее успокоил:
— Никакого боя с нами затевать они не будут. Для них одно важно: не отстать от нас, выследить, куда мы едем и почему свернули на проселочную дорогу. Наверняка решили, что мы едем в загородную резиденцию, которая затерялась в лесах Ленинградской, а может, Псковской или Новгородской области. Вот что для них важно, и они теперь очень боятся потерять нас из виду. А нам только того и надо — потеряться из виду. Ну! — повернулся он к Саше. — Поняла теперь оперативную обстановку?
Саша благодарно улыбнулась. Ничего не сказала, но совершенно успокоилась. Боя, в котором она бы очутилась безоружной, а свои мужчины оказались бы в неравном положении, не будет, и это самое главное. Да, она боялась, она даже дрожала от страха, но не за себя, а за Качалина. Вот его бы она потерять не могла. Думы о нем и страх за него у нее всегда гнездились под сердцем, и она не могла от них избавиться.
В лесу открылась просека от недавних тут разработок; по узкому коридору, увлекая в глубь массива, вилась лесная дорога. Бутенко свернул на нее и с места в карьер понесся на большой скорости. Повернулся к заднему салону, сказал:
— Вы уж потерпите, поеду быстро.
Мотор взревел, и машина словно бы поднялась на дыбы, понеслась галопом, по стеклам хлестали прутья, под колесами все трещало, разлеталось в стороны, а Бутенко все жал и жал; и было страшно сидеть в кабине, и чудилось, что деревья вот–вот вздыбят взбесившийся автомобиль на свою крону… Соня подалась из дальнего угла салона, взмолилась:
— Коля!.. Мне страшно.
А Коля, словно нарочно, еще больше прибавил скорость и гнал, пока не увидел поляну. Круто свернул на нее, а проехав несколько километров по краю леса, свернул на другую поляну и здесь мчался как оглашенный, и затем еще раз свернул, а по- том и еще, еще… И вдруг на открывшемся зеленом пригорке, окруженном со всех сторон березой чащобой, остановился.
Вышел из машины, растворил все дверцы, сказал: