— Ты поклоняешься многим богам, а главная твоя рели- гия — деньги. Меня–то хоть не дури.
— Ладно, поезжай. Мне и без твоих сентенций тошно.
— Большие деньги — большие заботы. Ты бы уж должен привыкнуть.
— Ладно, поезжай.
Ирина пошла одеваться.
Если бы в эти часы Сапфир заглянул в банк на Литейном, он бы и совсем потерял голову. Шахту беспрерывно звонил главный юрист Сапфира, требовал «зачистить хвосты» по теплоходам. Шахт то и дело забегал в комнату, где работали Нина Ивановна и Качалин.
— Теплоходы, теплоходы убирайте!
— Как это убирать? Мы же по каждой сделке платили налоги. Нам скажут: вы уничтожили документы.
— Но что же делать? Что делать? Я должен докладывать шефу.
Не дождавшись ответа, убегал. Шахт был на грани нервного срыва. Казалось, он вот–вот упадет на пол и забьется в истерике. Качалин же был спокоен и даже будто бы испытывал подъем настроения. Сидел за столом прямо, словно хороший наездник в седле, на челе гуляла едва заметная улыбка. Нина неспешно, как она и делала все, перебирала бумаги, искала дела теплоходные. Но не находила. Ей очень бы хотелось говорить с коллегой, но из деликатности она молчала. Впрочем, спросила:
— Вы что–нибудь нашли?
— Да, нашел. Почти все бумаги.
— Моя помощь не требуется?
— Вам лучше не ввязываться. Дело это жареное, по теплоходам нам еще придется много давать показаний.
Нина продолжала разбирать бумаги, тщательно сортировала, раскладывала по папкам, заносила в свою большую тетрадь учета и для верности все записи дублировала на файлах компьютера. Коды к каталогам и файлам придумала сама и вела учет по своей испытанной еще в Америке системе.
Из головы не выходил отец, хотела бы знать, что с ним и где он находится. Обратилась к Качалину:
— Простите, Сергей Владимирович, но у меня болит душа за отца. Как вы думаете…
— Тут и думать нечего! Над головой отца они завесили тюрьму и сделали это с целью шантажа. Боятся, как бы вы не заартачились и не отказались слушать их приказы. Я‑то уж их знаю: это такие шельмы!
— Вы так громко говорите, могут услышать.
— Кроме Шахта тут никого нет, а Шахт глуховат. Вы не заметили?
— Да, я обратила внимание. Только не поняла, на какое ухо?
— На оба. Его в прошлом году в темном подъезде стукнули гирей, он и оглох. Жаль, что не совсем.
Потом они с полчаса работали молча, а затем Качалин снова заговорил:
— Они ведь как на войне: вчера по телевизору сообщили, что в Москве за год десять директоров рынков пристрелили. У нас пришили четырех банкиров, а позавчера — вы, наверное, слышали — изрешетили главного приватизатора. Россию делят. Рвут на части, как шакалы. А кому мало достанется, стреляет тех, кто ухватил слишком много. А может, уже появляются и Робин Гуды — такие, которым за державу обидно.
— Сергей Владимирович! Вы так смело со мной разговариваете, не опасаетесь меня?
— Вообще–то людей побаиваюсь, но вас — нет, не боюсь.
— Но вы же меня не знаете.
— Да, не знаю. Но — верю. Я человека по глазам вижу.
Он качнул головой и улыбнулся. Это была минута, когда Нина Ивановна душой потянулась к малознакомому человеку. И со своей стороны готова была довериться ему без остатка.
— Нельзя ли мне позвонить отсюда отцу?
— Как нельзя? Звоните. А я пойду к Шахту и его заболтаю.
Нина позвонила отцу на работу. Отец оказался на месте.
— Папа, как дела? Говорят, тебя заперли в кабинете? Правда ли это?
— Правда, доченька. Женщины устроили пикет. Рабочие голодают, их можно понять. Вот у меня в кабинете сидят три женщины. Очень симпатичные! Жаль, они замужем. Я бы выбрал из них тебе мачеху.
— И долго ли тебя будут держать? Чем это кончится?
— Ты не беспокойся. Еда у меня есть. Я со сберегательной книжки снял деньги, мы тут неплохо питаемся. А зарплату рабочим Москва обещает. Тогда меня и отпустят. Ты ведь знаешь: все деньги сейчас держит Москва. По телевизору объявили, что я получаю триста миллионов в месяц. Это неправда! Я получаю в десять раз меньше, но это тоже много. Я теперь буду получать три миллиона. Так что тебе назначу миллион в месяц.
— Обо мне не беспокойся. Я сама работаю и могу тебе помогать. Запиши мой телефон, в случае надобности — звони. В любое время прилечу к тебе.
— Не надо ко мне летать. Береги место на службе, будь умницей.
На том они закончили разговор. Как раз в ту минуту вошел и Качалин.
— Поговорили?
— Да, спасибо. Я вам очень обязана.
— И хорошо. А я ему гайки вкручивал. Лучше, конечно, если они ничего не знают о наших личных делах. И настроение свое прячьте подальше. Они как крысы — добычу чувствуют на большом расстоянии и каждую нашу слабость используют к своей выгоде.