На этот раз снотворное подействовало очень быстро. Служанки катили ее в спальню, а она уже засыпала. И как только за ней закрылась дверь, служанки подошли к хозяину:
— Отпустите нас погулять.
— Да–да, конечно. Я думаю, Соня будет спать до утра. Вы можете сходить и домой.
И Николай прошел к себе. И он еще ничего не знал о своем новом положении, ни о чем не думал, когда ему позвонил юрист — тот самый, который жил в одном из богатых особняков в квартале новых русских; об этом особняке говорили: «Дом юриста». Бутенко слышал, что юрист этот обслуживает фирму Сапфира, но никогда его не видел. И Сапфир, приезжая, не приглашал его в дом сестры.
— Вы Бутенко Николай Амвросьевич?.. Тот самый… Ну, муж его сестры Сони?
— Да, он самый… муж его сестры Сони.
— А скажите мне сразу: ваш брак оформлен официально и у вас есть документы?
— Что за дурацкий вопрос! Я ее муж и наш брак оформлен в Выборгском районном загсе Ленинграда.
— Вот это то, что я и хотел знать. И буду откровенен: сначала обещайте мне, что никто не узнает о том, что я вам звонил. Это тайна похуже любой военной, — скажем, если о ракетах. Тайна — мой стиль работы, двигатель всякого серьезного дела, которое я веду. А дело у нас с вами будет сверхважным, таким уже важным, что других таких не бывает. Теперь скажите, где мы с вами можем встретиться?
— Приезжайте ко мне. У меня в доме отдельный вход, жена моя спит на своей половине — нас никто не увидит.
— Если это так, то я приеду минут через двадцать.
Он не вошел в дверь, как все люди, а ввалился, как слон или орангутанг: толстый и неуклюжий, он со свистом втягивал воздух и шумно его выдыхал. Страдал одышкой.
— Фу!.. Торопился. У вас мало воздуха.
Потянул галстук и распахнул ворот рубашки. Протянул толстую мягкую руку:
— Юрист Мангуш. Я еще до перестройки был заместителем министра юстиции. Вы меня знаете.
— К сожалению, не имею чести.
— Да знаете. Меня часто показывают по телевидению. Я в Думе… — знаете, конечно.
— В Думе? В российской?.. Да, да — кажется, я вас видел. По телевидению, конечно. Но — вы ко мне? Чем могу быть полезен?
— Вначале выясним…
Шея у него не поворачивалась, да у него и вообще не было шеи, и он всем телом наклонялся то в одну сторону, то в дру- гую — чего–то искал, высматривал.
— Да, выясним: не слышит ли нас кто–нибудь.
— Не беспокойтесь: на моей половине никого нет.
«Тетя — Дядя», как его прозвали думские остряки за мешковатый вид и писклявый голос, нервничал, напрягался, трудно дышал, и лицо краснело от прилива крови.
Бутенко подумал: и как только живет этот человек? У него изнутри такое давление!..
— Это важно, чтобы никто не слышал. Но, может быть, жучки?..
Сучил глазами по сторонам, заглянул даже под стол.
— Никаких жучков! Никто ничего не должен знать. Повторяю: речь пойдет о вещах крайне секретных.
И понизил голос:
— Я имею честь быть главным юристом финансовой империи Сапфира. Империи — я не оговорился. Денежные вклады его и потоки так велики… — Тетя — Дядя снова оглянулся. И продолжал: — Меня зовут Михаил Моисеевич. Зовите Михаилом, даже Мишей — я человек простой, не люблю церемоний. А кроме того, судьбе угодно было вывести вас на меня, а ме- ня — на вас. Тут уж рок, небесные силы… — Он ткнул в потолок толстой рукой: — Они повязали нас, и мы вместе должны хранить тайну потоков — эту страшную тайну…
— Что–то я плохо вас понял. Нельзя ли попроще?
— Попроще? Я был заместителем министра юстиции — еще до перестройки. Я знаю, что это такое — быть попроще. Это значит проявить неосторожность, и тебя хватят по башке. Так хватят — ой–ей–ей! Вы еще не знаете, вы и не можете знать. Вы не работали в министерстве даже рядовым сотрудником. Но я вам доверяю. Я вынужден доверять, потому что повторяю: судьба нас повязала.
Бутенко не перебивал. Набрался терпения, слушал.
— Все так вышло, — продолжал Мангуш. — Ваша супруга — наследница миллиардов. Все вклады, все потоки Сапфира — у нее в кармане. Но у нее кармана нет, в юбках, как известно, кармана не бывает, а если бы у нее и был карман, в него бы я ничего не положил. Потому как, во–первых: она — женщина, а во–вторых — больная. Если отказали ноги — пиши пропало. Это нервы. Центральные нервы, от которых все болезни. Сегодня ноги, а завтра головной сосуд: ч-чик! — и лопнул. И все поехало. Один глаз в одну сторону, другой — в другую. И не закрывается рот. О-о!.. Я знаю. А вы ее муж. Здоровый, молодой, и — муж. Представляете, что это значит?..
Он снова поднял руку кверху, но вдруг замолчал, задумался. С тревогой проговорил: