Филипп пожал плечами:
— Если ты думаешь, что я имею на него хоть какое-то влияние!..
— Конечно, имеешь! Надо остановить это дело, пока еще есть время! Я видела их обоих! Они изображают семейную пару! Особенно она!.. Ужасная шлюха… Претенциозная, высокомерная. Спит по расчету, как все потаскухи ее возраста. Впрочем, не такая уж и хорошенькая. Слишком короткий нос, торчащие коленки…
Кароль замолчала, понимая, что переходит границы. Ей не хватало дыхания. Она сняла с шеи свое жемчужное ожерелье и положила его на камин. Затем принялась ходить по комнате, мягкое освещение в которой поддерживалось единственной включенной лампой.
— Не доводи себя до такого состояния! — сказал Филипп. — Может быть, Жан-Марк вовсе и не намерен жениться.
— Да! Но она?..
— Этого недостаточно!
— Если эта девица действительно захочет!..
— Хорошо! Я поговорю с Жан-Марком.
Он задержал Кароль и хотел заключить ее в свои объятия. Она увидела приближающееся к ней исхудавшее лицо мужа. На запавших щеках у него резко лежали две морщины. Пристежной воротничок отходил от шеи. Ее охватил ужас.
— Нет, — сказала она.
Филипп странно посмотрел на нее. Она прочитала на этой маске увядшего молодого человека обиду отвергнутого самца. С чего это у него к ней возникло желание? После того, как она обрисовала перед ним постельные приключения Жан-Марка? Или после того, как он увидел за столом свою дочь с мужчиной, с которым она делит постель? Вероятно, этот любовный аромат молодости внезапно пробудил у него аппетит.
Он предпринял еще одну попытку.
— Оставь меня! — обрезала Кароль. — Я устала…
Она села в кресло и утомленно приложила руку ко лбу. Злобная улыбка исказила лицо Филиппа. Он прошел в ванную. Она услышала, как он раздевается. Затем раздался сухой щелчок: он встал на весы.
III
Филипп положил деньги на стол и протянул Мерседес платежный бюллетень.
— Распишитесь здесь, — сказал он.
Она водрузила на нос очки в черной оправе (она не носила их на службе!) и с недоверчивым видом стала изучать его подсчеты. «Какая мерзкая рожа!» — подумал Филипп. Он никогда не разглядывал ее с таким вниманием. По-видимому, она надеялась разбудить всех, явившись в воскресенье в восемь тридцать утра. Но Филипп уже встал. Только надел халат и принимал ее в кабинете. Она продолжала стоять перед ним в своем плаще баклажанового цвета, перетянутом на талии, и читала, читала…
— Ну так что? — переспросил он с нетерпением.
— Месье забыл, что я имею право на два оплачиваемых выходных в месяц, плюс надбавка за расходы на жилье и питание! — сказала она наконец резко.
— Все это учтено в третьей строке, в графе «Разные доплаты», — сказал Филипп.
— Это не «разные доплаты»…
— Не играйте словами.
— Если в этом доме кто-то и играет, то, конечно, не я, месье, ведь речь идет о моем заработке. Мне нужно подробное перечисление…
Он со злостью взял платежный бюллетень, дополнил его на полях и вернул ей. Мерседес вынула из сумки бумажку и сравнила собственные выкладки с вычислениями Филиппа. Ее губы быстро шевелились. Она повторяла цифры по-испански.
Через минуту она сказала:
— А транспортные издержки? О них вы забыли?
— Верно, — сказал он. — Сколько?
— Тридцать семь франков семьдесят пять сантимов.
Он исправил сумму и буркнул:
— Все?
— Да, месье.
— Тогда подпишите.
— Зачем?
— Затем, что я хочу иметь подтверждение, что сегодня вам хорошо заплатил!
— Но вы мне пока еще не заплатили!
— А это? — спросил он, указывая на деньги, лежащие на столе.
— Не хватает транспортных!
Он добавил тридцать семь франков семьдесят пять сантимов. Она долго считала деньги, пересчитала их, положила в сумку, нацарапала неразборчивую подпись на копии платежного свидетельства. Затем, выпрямляясь, спохватилась:
— А мой сертификат, месье?
Он забыл об этой последней формальности. Вырвав листок из своего блокнота, он размашисто написал на нем, что мадемуазель Мерседес Маретта с такого-то по такое-то число работала у него горничной и что она от него уходит, свободная от каких-либо обязательств. Читая этот лаконичный текст, Мерседес чуть усмехнулась.
— Это все, что месье нашел нужным отметить в моем сертификате?
Кончиками пальцев она помахала перед собой листком, как веером.
— Да, это так! — рыкнул Филипп. — И я даже считаю, что был чересчур снисходителен! Если бы я захотел сказать все, что думаю, мне пришлось бы добавить, что вы самый неприятный человек из всех, которых я знал в жизни.