Крестьяне добрались бы и до сына проклятого вампира, если бы Роман не успел сбежать, едва только понял, куда дует ветер. А вскоре возвращаться ему уже оказалось некуда: в имение Варгоши попала молния, и случился пожар. Да и сомневался Роман, что дадут ему мирной жизни.
Если честно, Роман прекрасно понимал крестьян. Его отец ещё до превращения в вампира, которое случилось где-то во время его очередной поездки за налоговыми сборами по землям, в его же собственных лесах, имел отвратительную репутацию. Про него говорили, что он богохульник и развратник, способный засечь до смерти слугу ради прихоти. Но в тот век очень многие графья и бароны имели тёмные репутации, так что с этим ещё можно было мириться, но вот когда начали пропадать люди, мириться уже было нельзя, ибо пропадали они нагло, и не один-два, а сразу десятками.
Словом, Роман считал, что его отец заслуживает такой участи. К тому же он никак не мог простить ему своего превращения, о котором не просил! Более того, молодой виконт, будучи человеком, боялся крови. Смешное дело, конечно, подходящее больше для какой-нибудь принцессы или знатной девицы, не отличающейся умом и сообразительностью. Но так уж посмеялись боги: один вид крови пугал Романа с детства.
Поэтому он был далёк от отца, любившего охотиться, и от детей-сверстников, которые в шалостях своих, в шуточных дуэлях и в проказах нередко поручали царапины и разбивали то носы, то коленки в кровь, но при этом оставались неизменно веселы. А вот Романа от вида крови мутило…
А теперь, благодаря отцу, ему приходилось эту самую мерзкую кровь пить. И пусть кровь была единственным, что хоть как-то могло справиться с голодом и дать силу, человеческую душу и ещё не угасшую натуру людскую всё ещё мутило от запаха и вида крови.
–Я спасал тебя! – Варгоши Старший не понимал мрачности сына. Ему самому жизнь, вернее не-жизнь-не-смерть казалась бесконечным праздником. При жизни он был кутилой и теперь не желал сдавать позиций. И предчувствовал уже вечность среди женских тел и крови, что заменила ему вино. – Ты умирал!
Это правда. Роман, не желавший знаться с детскими играми, не желавший охоты и даже рыбалки, не приобрёл крепости. Его постоянно валило с ног от всего – любой неудачный сквозняк укладывал его на два-три дня в кровать с горячкой.
Отец хмурился, бранился, обещал отдать сына в солдаты, чтобы тот познал всю суровую жизнь, но ни разу не привёл своей угрозы в исполнение. Странно устроено сердце! Абсолютно безжалостный к слугам, крестьянам и людям в целом, Варгоши Старший не мог причинить никакого неудобства и уж тем более боли сыну, даже если это пошло бы тому на пользу. Вместо того, чтобы силой потащить его на охоту, дать вдохнуть жизни или перейти по совету лекаря к постоянным ледяным обливаниям – Варгоши Старший оставался беззащитен и не мог согнать Романа с его любимого места в отцовской библиотеки. Не мог себя пересилить!
И когда он слёг в очередной раз, на этот раз слёг безнадёжно, да так безнадёжно, что лекарь лишь покачал головою и велел готовиться к худшему, Варгоши Старший, чувствуя за собою безумную вину, укусил сына и влил в его рот немного своей крови…
Роман поднялся с постели через час. Лекаря на радостях Варгоши Старший загрыз. Но радость длилась недолго, Роман быстро понял, что к чему и преисполнился презрения к себе и к своей сути.
–Я спас тебя! Ты умирал! – возмущался отец, но сын неизменно жестоко отвечал:
–Ты убил мою душу. Теперь я буду гореть в огне.
На это ответа не находилось, находилась лишь безумная обида, которую Варгоши топил в новых своих развлечениях, в похищениях и в бесконечном веселье.
Когда тело его отца залили оловом и окружили стеною из крестов и кольев, Роман вздохнул с облегчением – в своём отце он видел источник горя для людей, с которыми сам пытался существовать, несмотря на мучивший его голод.
Замена лошадиной, свиной, коровьей кровью давала лишь недолгое успокоение, но Роман не трогал крови людей. Он даже научился притворяться, что ест человеческую пищу, и превратил свой образ жизни в вечерне-ночной с весёлым объяснением, что под солнцем ему лучше спится. И всё же – яд был в нём.
Голод не давал ему сна. Голод не давал ему покоя. Голод не давал ему думать о высоком, читать книги, гулять под луной – всюду он чувствовал соблазнительный ныне запах крови.
–Я не мой отец! – Роман твердил это себе, сжимал руки сильнее. Его клыки удлинялись против его воли и, о странное дело – чесались, требуя плоти, требуя тёплой, мягкой, опьяняющей крови.
Вот тогда он понял что не сдержится. В конце концов, это уже было в новой его природе!