Случайность, которой не могло быть, но она произошла.
Беспокойство.
Я смотрел на фотографию Хуана и думал. Возможно, есть методы анализа по фотографии? Сравнить два фото, найти характерные черты и определить, один и тот же это человек или нет. Позвоню-ка я Петеру, вот что. Петер, как и прежде, занимается компьютерами и все ещё работает в какой-то особо секретной структуре. Это я плюнул на все и ушел, потому что надоело и не мог больше, а Петеру нравилось. Впрочем, Петер - нелюдимый компьютерный гений, увлекающийся японистикой, и странности… ну что ж, кто без них. Мы редко встречались в последнее время, но я точно знал, что Петер друг, один из немногих, которые еще остались. Да что там немногих - единственный друг. Остальных либо уже не было на этом свете, либо это были приятели, как Ларс и Ульрих. Встретиться вечером, выпить пива, поговорить о футболе, но ни о чем серьезнее футбола.
Люди редко умирают насильственной смертью. Чаще их убивают гипертония, инфаркты и инсульты. Большинство моих друзей было погибло на войне. Петеру повезло. Возможно, потому, что он редко принимал участие в собственно боевых действиях, -но мало ли гражданских, убитых на войне? Он занимался компьютерным обеспечением и связью. Хакерствовал. Помаленьку взламывал секретные базы. Был ценным сотрудником, и зачем его отправляли на места боевых действий - было не очень понятно, но, видимо, начальству лучше знать.
Когда я возвращался на базу, мы с Петером вечерами беседовали о философии, смысле жизни, о войне и политике, о том, кому и зачем это нужно. Больше на эти темы говорить было не с кем: остальные сразу впадали в раж, у них стекленели глаза, и других мнений они не слышали. Было только одно мнение - их собственное, и ничего больше. В их мире существовало только черное и белое, истинное и ложное, и не было ни полутонов, ни оттенков, которые казались такими важными мне и Петеру.
И я набрал его номер.
- У меня к тебе просьба. Надо встретиться.
Вечером я забронировал маленькую гостиницу на окраине Стокгольма – в центре слишком много туристов. Утром оставил кошке еды и поехал.
В гостинице еще раз просмотрел все, что хотел показать Петеру. Конечно, идея совершенно сумасшедшая, но, может быть, и не совсем. Интересно, что скажет человек, не имеющий ко всему этому отношения. Ведь есть вероятность – и большая – что все это окажется полной ерундой и чушью. А может быть, нет. Надо проверить.
Я пришел на полчаса раньше. Я люблю приходить раньше. Не хочу бежать, торопиться, опаздывать, суетиться. Когда-то я вдруг понял, что не люблю спешить, а люблю все делать медленно.
Вначале меня раздражало то, что я жду, сколько можно, как можно опаздывать, неужели сложно рассчитать время - а потом понял, что да, сложно. Мне легко – с четким чувством времени внутри. Будто тикает внутренний таймер, как у бывшей жены на кухне - красный помидор, отсчитывающий минуты. Щелк, щелк, щелк.
Потом я полюбил ожидание. Когда я жду, я могу рассматривать людей. Неважно, где - на улице, в кафе, в метро, или вот как сейчас, в баре, я жду - и наблюдаю. За людьми, за тем, как они общаются, пытаюсь угадать, кто они.
Когда ко мне приходят за травами, я тоже наблюдаю. Иногда мне кажется, что я могу дать нужный сбор еще до того, как человек начнет рассказывать, почему он пришел. Лицо, мимика, жесты, движения - все важно. Женщина, которая приходила вчера. Позавчера. Вчера было лицо Хуана и поленница. Она вошла - движения скованны, будто ее руки привязаны к туловищу, почти не двигаются при ходьбе, зажатая, зажатая вся, она сказала "Здравствуй!" и это "здравствуй" было сказано так, как будто ее кто-то схватил за горло и держит, и сквозь этот спазм с трудом прорывается треснутый голос, а душитель все продолжает сжимать ее горло. С огромным стеснением пожаловалась она на запоры и просила каких-нибудь слабительных трав. Хотя ей стоило бы отпустить себя и позволить себе просто жить. Дышать. Раз за разом, вдох - выдох. Вдох - выдох. Дышать, чувствовать, как постепенно расслабляется горло, уходит спазм в горле, животе и кишках, отпустить себя. Иногда достаточно разрешить дышать. Да, я посоветовал ей медитации на дыхание. Она прошептала "спасибо" и вышла - все так же руки притянуты к бокам, бедра почти не качаются при ходьбе, и идет она, ступая не на всю ногу, а осторожно, осторожно ставя ступню на землю - лишь бы никого не побеспокоить, не помешать, не навредить. Звука ее дыхания не было слышно вовсе. Будто ее нет.