Следующим вечером Свен получил письмо от Петера. Совпадение 95 – 97%. Весь список мадам Пуатье Петер проверил и по полицейским базам и выяснил, что люди действительно пропали, причем примерно в те же сроки, что исчезли с сайта. Свен поблагодарил Петера и написал мадам Пуатье. Она ответила очень быстро, сказав, что не сомневалась, что так и будет. К ее величайшему сожалению.
Кажется, насчет психиатра он был неправ.
13
Безумие, вызываемое укусом тарантула.
Единственный способ спастись – танец. Особый род сумасшествия, карающий только женщин – «невероятные муки и необоримые приступы похоти», как писали в средневековой хронике.
Я помню, как это было. Толпы танцующих женщин на улицах – безумие настигает всех одновременно, накрывает с головой, распространяется не хуже чумы. Женщины то ли пляшут, то ли корчатся – падая на грязную мостовую, принимая непристойные позы, застывая в кататонии – на время или навсегда, раздвинутые ноги, раскрытые рты, неприличие, похоть и страсть, выплеснувшиеся на улицы из неудовлетворенного женского лона, мечущиеся священники, приглашенные экзорцисты, пытающиеся изгнать бесов, ведьмы и костры – но всех не сожжешь, не истребишь, не уничтожишь, женщины пляшут, не останавливаясь, трясут грудями, делают бесстыдные жесты, показывают срамные места, кричат, стонут, издают непотребные звуки человеческого соития – пусть смотрят, пусть видят, пусть попробуют остановить.
Остановить не мог никто. Безумие постепенно сходило на нет само собой, и иногда помогали музыканты. Приходили, играли на своих дудках и лютнях – и женщины начинали двигаться осмысленно, хаос уходил, движения становились плавными, безумие спадало – и все возвращалось на круги своя: мыть посуду, стирать, готовить и убирать. С вонючих улиц вывозили трупы – натанцевавшихся до смерти женщин и мужчин, растерзанных обезумевшими. Жизнь входила в прежнее русло – до следующего года, до следующего приступа, до следующего укуса тарантула.
Вот и сейчас я приехала в Саленто. Он стал чище и лучше, но толпы на улицах остались: приехали на фестиваль. «Ночь тарантула». Средневековый ужас похоти и разврата превратили в аттракцион для туристов, которых с каждым годом все больше и больше – но Рикардо забронировал мне номер в гостинице, встретил в аэропорту, привез на место, а больше от него ничего и не надо. Пусть подождет. Пусть порепетирует свою прощальную тарантеллу.
Пару дней спустя я уехала в Таранто. Там продолжался фестиваль, и все те же толпы обезумевших туристов гуляли по улицам. Я ни с кем не договаривалась встречаться, я просто вышла на охоту.
Но это была другая охота.
Есть охота, когда медленно выслеживаешь добычу. Приманиваешь ее. Расставляешь сети. Ждешь. Обматываешь ее тысячей тончайших нитей – незаметных, невидимых, невесомых, одна, вторая – пока они не превращаются в плотный кокон, из которого уже не вырваться. Так было с Рикардо - он даже не понял, что случилось, распаленный страстью и похотью. Вечером мы поужинали в ресторане на берегу – Рикардо отвез меня, полчаса езды на машине, рыба, морепродукты, потом пошли прогуляться – и полностью опутанный, не смог сопротивляться, взял за руку, притянул к себе, потянулся губами, и… Я закопала его в песок. Потом разделась, искупалась, вызывала такси и вернулась в гостиницу.
В Таранто будет другая охота. Как на карнавале в Бразилии. В Венеции. Мужчины, одержимые желанием, вожделением, распаленные танцующими на улицах женщинами – истерия как будто приобрела благопристойные очертания, но ничего не изменилось: древний танец страсти, выражающий сокровенное, открывающий постыдное, разнузданное, развратное, запретное – пляшущие женщины и желающие обладать ими мужчины.
Вечером я пошла танцевать. Музыканты играют тарантеллу повсюду, вокруг каждой группы – люди, мужчины, женщины, женщины танцуют, мужчины смотрят. На улице темно, густая южная ночь, запах дурмана - белые граммофоны светятся в темноте, переполненные кафе, на столиках горят свечи, пламя колеблется, шепчутся влюбленные, шумные компании и громкие разговоры, вино в бокалах, светятся витрины, но в магазинах пусто – город танцует тарантеллу.