Я все не решался спросить - ни сейчас, ни тогда - где же она живет на самом деле. Или так и перемещается из гостиницы в гостиницу с небольшим чемоданом, с которым тогда приехала в Париж? Наверное, это возможно даже для женщины. В случае необходимости что-то покупается в магазине, что-то выбрасывается, что-то берется напрокат. Только это должно быть очень утомительно.
Я сел на крыльцо. Весенние сиреневые сумерки, прозрачный влажный воздух, запах пробуждающейся земли. Глубоко вдохнул и попытался удержать вкус воздуха в себе - начинающая расти трава, набухающие почки, первые цветы мать-и-мачехи - неповторимый апрельский букет.
Завтра напишу об этом Лисбет. Нет. Я же Гокхан, и я в Стамбуле. В Стамбуле все давно отцвело.
Но я все равно напишу.
43
Постепенно наступило лето. Котята выросли, и я заполнил интернет обещаниями бесплатной раздачи в хорошие руки. Кошка сменяла гнев на милость и постепенно подходила все ближе. Иногда даже грелась рядом на крыльце, но фамильярностей не допускала. Просто садилась рядом и смотрела, как котята скачут в траве. Котята же, поскакав, подходили ко мне, залезали на руки и мурлыкали. Кошка взирала с гордостью и достоинством и неизменно напоминала мне Лисбет прозрачными зелеными глазами. Погладить себя она не давала, но с каждым днем садилась чуть ближе.
Рано утром я вставал, брал рюкзак и шел в лес за травами. Травы нужно собирать в тот ранний час, когда роса только-только начинает высыхать на листьях, но до этого искрится и сверкает под лучами солнца, переливаясь. Иногда я подолгу рассматривал одну-единственную росинку, в которую, казалось, было заключено утро целиком - трава, солнце, цветы и мое лицо.
Я собирал багульник и молоденькие березовые листочки, наполненные свежей зеленью, еще слегка липкие, такие, какие бывают только в начале лета, нежнейшие кукушкины слезки, листья земляники и папоротник, не надеясь найти клад, цветущую черемуху, крапиву на обед, подорожник и полынь, тмин и тимьян - благоухающие, наполняющие своим запахом чердак, где я сортировал, развешивал и раскладывал травы для просушки. Ароматы пропитывали одежду и окутывали умиротворением и спокойствием. Ровно до тех пор, пока не наступал вечер и я не выходил в интернет.
В лесу я почти не думал о Лисбет. Я шел, я искал травы, я разглядывал паутину на листиках, пауков, маленьких, незаметных, терпеливо ждущих, шел, смотрел, наблюдал, и голова становилась пустой и безмысленной.
Как перед выстрелом. Освободить дыхание, расслабиться и предельно сосредоточиться на цели. Сосредоточение, внимание, дыхание и наблюдение. Больше ничего. Пустота, в которой есть все. Мне нравилось это состояние и совсем не нравилось то, что было потом.
Днем ко мне приходили люди. Я снова делал для них травяные сборы, которые, как ни удивительно, им помогали. Отчаявшимся женщинам - от бесплодия, мужчинам - от импотенции, детям - от кашля, старушкам - от наступающего склероза и повышенного холестерина. Как они узнавали о моем существовании – оставалось загадкой. Я не рекламировал себя в интернете и не давал объявлений в газеты. Но поток посетителей был неизменным, в редкие дни не приходил никто. Кошка наблюдала издали и иногда шипела, если кто-нибудь подходил слишком близко.
Неизменным вечерним развлечением было рассматривание масок в интернете. Я читал истории их приобретения, а перед сном - книги по искусству южноамериканских индейцев, иногда по истории и искусству народов Африки. Покупал что-то редко: места на стенах становилось все меньше, а хранить маски с травами на чердаке или в шкафу не годится. Уж если покупать маски, то надо на них смотреть. Напоминать, что когда-то они были не украшением стены, а работали. Ритуалы и шаманские пляски. Жертвоприношения. Маски нужно носить. В масках нужно танцевать, иначе не будет дуновения духа. Без человека маска теряет смысл. Маски смотрели на меня со стен, и иногда мне казалось, что я слышу их шепот и тихий бой барабанов, биение духа. Временами звук становился громче и настойчивее. Дождь или кровь шумит в ушах. Старость. Холестерин.
Эй, Нкоси,
Предназначенную для тебя кровь ты видел и пил;
Я собираюсь говорить с тобой,
Слушай меня.
Ты, Нкоси, тот, кто проливает кровь,