— Нет, на это мы ещё не способны, — отвечает папа, но его энтузиазм не уменьшается ни на йоту из-за наших шуток. Он продолжает крутить Гизмо в руках
— Что тебя раздражает больше всего в твоём Гизмо? — спрашивает папа.
— Нам нужно назвать что-то одно? — спрашиваю я в ответ. Дедушка, бабушка Эппл и я со смехом переглядываемся.
— Да! — подталкивает меня папа. — То, что больше всего выводит из себя.
На несколько секунд я задумываюсь, затем произношу. — То, что мне вообще нужно его иметь.
— Именно! — говорит папа. — Вот поэтому ты и была вдохновителем этой идеи. — Он держит Гизмо на ладони, так чтобы мы все могли видеть, затем проводит рукой по поверхности и он исчезает. Все в изумлении уставились на него.
— Что? Где он? Куда он делся? — спрашиваем мы друг у друга.
Папа смеётся: — Все ещё на месте. — Он опять проводит рукой по поверхности и Гизмо появляется снова.
Мы охаем и ахаем. Ахимса хлопает в ладоши, в восторге от нашей реакции. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть поближе, потому что даже я под впечатлением.
Папа широко улыбается: — Мы наконец-то изобрели нанотехнологию, которая позволяет делать вещи невидимыми!
— А он работает одинаково, вне зависимости, видим ли мы его или нет? — мама отбирает аппарат у папы и практикуется, заставляя его исчезать и появляться.
— Функции остаются неизменными, — отвечает Ахимса.
— Может ли режим невидимости обмануть локатор? — спрашиваю я.
— Отличный вопрос! — говорит папа, явно гордясь собой. — Большая часть работы по маскировке до сих пор заключалась в запутывании сигналов радара, которые не смогут быть обнаруженными другими приборами. Но мы сделали кое-что совершенно другое. По всей поверхности мы разместили кристаллические молекулы, как бы вращающиеся на шарнирах. Одной стороной они рассеивают электроны8, так что ты можешь видеть объект, но когда ты переворачиваешь их, эти наночастицы отражают свет и микроволны таким образом, что ты видишь то, что расположено за объектом. Другими словами, это преломляет свет вокруг объекта и твой мозг думает, что его здесь нет.
— Объясни-ка ещё раз то, что ты только что сказал, — просит со смехом дедушка, затем машет рукой и добавляет, — Хотя, забудь, я всё равно никогда не пойму, но я уверен, это восхитительно.
Он отбирает Гизмо у мамы, и играет с ним, прежде чем отдать его бабушке Грейс, которая также находится под впечатлением.
— И самая лучшая часть, — говорит папа, доставая свою сумку, — это то, что у каждого будет достаточно времени разобраться с ним, потому что его получит каждый из вас.
Он достает ещё пять серых коробочек: — Но сначала, нам нужно отключить свои старые Гизмо. Все присутствующие с радостью достают свои старые Гизмо и кладут их на стол.
— Нам, разумеется, нужно исправить все возможные ошибки, прежде чем представить его общественности, — объясняет Ахимса, пока папа раздаёт аппараты. — Так что, пока вы будете пользоваться вашими, мы будем собирать данные.
— Ничего сверх ординарного — говорит папа. — Просто обычный поиск возможных ошибок.
Ахимса поворачивается ко мне. — Разумеется, мы хотим, чтобы ты показала свой всем своим друзьям.
Очевидно, думаю я, она не слишком хорошо меня знает, если считает, будто у меня много друзей или что мне нравится демонстрировать новинки.
— Мы хотим создать шумиху в твоей демографической группе, — говорит Ахимса, — так как это создаст спрос, а ты знаешь, что спрос повышает... — она ждёт от меня, чтобы я закончила фразу.
— Прибыль, — бормочу я.
— И...? — спрашивает она. Когда я не отвечаю, она смотрит на моих родителей, которые заканчивают хором: — Прибыль правит миром.
— Я их все утилизирую, чтобы загрузить ваших новых помощников, — говорит папа, собирая старые аппараты, затем он осознаёт, что держит в руках только четыре. Он смотрит на меня. — А где твой, Тал?
— Мой? — нервно переспрашиваю я. — Хм, уверена, он где-то в моей комнате. Я позже поищу его.
Он качает головой: — Мы должны уничтожить его.
— Могу я оставить его себе? — спрашиваю я.
Ахимса хмурится: — Хранить устаревшую технологию? Зачем?
Я не могу сказать правду, чтобы не разоблачить себя как хакера перед гендиректором Единого Мира.
— Не переживай, — жизнерадостно говорит папа. — И на твоём новом аппарате Астрид будет работать.
Повезло мне, думаю я, но в ответ говорю: — Пойду, поищу его, — и тащусь к себе в комнату. Всё то время, которое я потратила за прошедший год на то, чтобы переделать свой Гизмо полетело в трубу. По крайней мере, теперь я знала, чем буду развлекаться следующие несколько недель. Переделывать новый.
Я нахожу Гизмо в кровати под грудой одеял. «Прости, старушка, — говорю я, пока несу аппарат на смерть. — Ты уже — прошлый век»
* * *
Сидеть перед моим домашним экраном следующим вечером оказалось тщетной попыткой, потому что я не могла сфокусироваться на своих заданиях. Я перепробовала всевозможные позы — валялась на постели в одеялах, сидела за столом, сворачивалась вокруг подушки на полу. Ничего не помогало, моя голова раскалывалась, желудок грохотал, а мысли были заняты Бэзилом. Я множество раз пыталась найти информацию о нём или об Аналогах, но все попытки были тщетными. Аналогов как будто не существовало, также как и никто с именем Бэзил (первым или вторым)9никогда не регистрировался ни на одном сайте ЕМ. Никаких записей в Аренах Развлечений, PlugIns, TopiClubs или в межличностном общении. Никаких историй покупок. Никаких записей о рождении с таким именем от пятнадцати до двадцати лет назад, и никаких Бэзилов в чатах Динозавров. Либо он ещё больший призрак-одиночка чем я, отчего у меня по позвоночнику пробегает дрожь удовольствия, либо же он соврал мне обо всём, и при мысли об этом я ощущала тошноту.
Чтобы отвлечься от мыслей о Бэзиле и о состоянии своего желудка, я достала свой новый Гизмо и в который раз попыталась ханкуть его операционную систему. Все мои предыдущие попытки завершились провалом. Вкупе с маскировкой это раздражало. Наверное, папина команда улучшила программное обеспечение и ни одна из старых программ Динозавров не срабатывала. Я пыталась улучшить старые программы и даже написала с полдюжины новых, с тех пор как папа дал мне аппарат прошлым вечером, но всё безрезультатно. После получаса тщетных попыток установить собственную операционную систему, которая позволила бы мне выключить мой локатор и отправлять Астрид спать по команде, я швырнула Гизмо через комнату в полном разочаровании. Он перелетел через комнату, упал на пол и переключился в режим невидимости. Никогда не думала, что скажу это, но я скучала по своему старому Гизмо.
Из своего укрытия Астрид прокричала: — Твоё семейное генеалогическое древо должно быть готово через час!
— Да замолчи ты, — прокричала я в ответ, но взглянув на часы на главном экране, осознала, что она права, и попыталась сконцентрироваться на своём задании.
Группы крови, её состав, коэффициенты интеллекта, остальные показатели пробегают по экрану, пока программа, которую я написала пробирается сквозь данные в поисках черт, которые я унаследовала от моих родителей и бабушек с дедушками. Я обнаружила все простейшие физические характеристики. Гены ОСА2 и SNiP дали бабушке Эппл и мне наши зелёные глаза. Строение ушей досталось мне от мамы и бабушки Грейс. Отсутствием красноречия я обязана дедушке Питеру. И ещё более сложные мультигенные характеристики персоналий, из которых я могла выяснить, почему, например, ни у кого из нашей семьи нет музыкального слуха или откуда у нас склонность к мышлению или застенчивость. Я прошлась по всем возможным мутациям болезней, которые были у моих дедушек и бабушек, лечились у родителей, и к которым я предрасположена. Но сколько бы раз я ни просматривала данные, я всё время натыкалась на мутацию хромосомы 16 FTO, которая никак не объяснялась.
Кто-то аккуратно постучал в дверь. «Входите», — ответила я, подумав, что это может быть бабушка Эппл, но когда дверь открылась, там стояла мама.