— Теперь ты понимаешь, насколько важна Ана для таких людей как мы?
В этот самый момент меня ударило осознание, такое же ужасное, как и оранжевый воздух, который поразил меня полчаса назад. Дело не в том, что я смогу доказать моей маме и Ахимсе, что они не правы. И не в том, чтобы Единый Мир позволил таким людям, как Ана, говорить о еде. Было ещё кое-что, происходящее в мире, и я почувствовала настоящий страх. Что-то более страшное, чем когда нас обстреляли, или мы бежали от Пико и Айрис, потому что реальность во Внешнем Круге не временная. И люди, наполнившие Внутренний Круг, протестующие против ареста Аны хотят большего, чем просто её освобождения. Им нужны их жизни.
Я чувствовала себя неразумным младенцем, который не понимал всего происходящего. Я чувствовала себя непосвящённой. И беспокоило даже то, что я поняла впервые в жизни, что справедливость для людей, живущих здесь, может иметь другое значение, чем для людей моего круга. — Безил, — начала было говорить я, но не смогла закончить. Как я могла сказать ему, что беспокоюсь о своих близких сейчас, когда они назначили цену за его голову?
— Слушай, — он сжал моё плечо. — Это всё ошеломляет, я знаю. И мы оба устали. Нам нужно отдохнуть и дать себе несколько дней на восстановление.
— Здесь? — спросила я, обводя взглядом развалины и разрушения. Затем я притормозила, пытаясь выглядеть менее испуганной, чем на самом деле. — Прости меня. Я уверена, что всё не так плохо, как выглядит.
— Нет. — Здоровой рукой он взялся за ручку входной двери. — Всё гораздо хуже.
* * *
— Мама, — позвал Бэзил, когда мы вошли. — Мам, это Эли. — Мы осторожно прошли по тёмной захламлённой комнате на звук, исходящий от телевизора в задней части дома. Внутри помещения висел тяжёлый, спёртый из-за дыма кудзара воздух. Мне захотелось выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха.
— Она ведь не узнает тебя, — прошептала я Бэзилу.
— Я не уверен, что она смогла бы меня узнать, даже если бы я выглядел как обычно. — Прошептал он в ответ.
— Всё не может быть настолько плохо.
— Хочешь поспорить?
Когда мы нашли его мать, она лежала, растянувшись поперёк грязного оранжевого дивана, одна рука свисала на пол рядом с пустыми бутылочками синтамила. Кожа на её лице с впалыми щеками была серого цвета. Тёмные волосы с седыми прядями закрывали лицо. Экран громко орал и мигал, но она не обращала на него ни малейшего внимания.
— Она что...? — У меня перехватило дыхание.
— Жива? — Безил закончил моё предложение бесстрастным тоном. Он нашел пульт и вручную уменьшил звук. — Не узнаем, пока не проверим. — Он пробрался через завалы, присел перед ней на корточки, и уставился на неё, как будто рассматривал что-то смутно знакомое. — Мам. — Он потряс её костлявое плечо. — Мам, проснись. — Он потряс сильнее. — Эй, мам. Элис! — позвал он, тряся ещё сильнее.
— Какого чёрта! — закричала она, проснувшись, и начала отбиваться руками и ногами. — Кто ты такой? Что тебе нужно? — Она засунула руку под подушку, лихорадочно ища что-то.
— Это Эли, — прокричал Бэзил, отшатнувшись от неё. — Твой сын.
— Ты не выглядишь как Эли. — Женщина неуверенно прищурилась и вытащила из-под подушки нож. Я отскочила в сторону и затаила дыхание.
— Что бы тебе ни казалось, — произнёс он, подняв руки вверх, — Это я.
Она наморщила лоб. — Кто тогда она? — она ножом указала в мою сторону.
— Друг, — объяснил он ей. — Нам нужно где-нибудь пережить пару ночей.
— Откуда мне знать, что вы те за кого себя выдаете? — спросила она его.
Он вздохнул с таким видом, как будто не раз участвовал в подобной сцене. — Элайа Робб Минтнер. Родился двадцать девятого марта. Семнадцать лет. Сын Элис Джейн МакХилл и Роберта "Малыша" Минтнера. Младший брат Арол Джеймс Минтнер, родившегося третьего июля, умершего двенадцать лет назад восемнадцатого сентября. У меня есть родимое пятно на заднице в форме носка и шрам на голени, который я получил в шесть лет в результате падения.
Внезапно женщина разрыдалась. Она всхлипывала так, как будто только что потеряла всё на свете. Бэзил повернул голову в мою сторону, закатил глаза и одними губами прошептал: — Прости. — Я была слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово.
— Может быть, ты хочешь закурить, ма? Подать тебе кудзар? — Он поискал упаковку на захламленном столике рядом с диваном.
— Да, — пробормотала она сквозь рыдания. — Подай мне сигарету, милый. Это уймёт мои нервы. — Она протянула трясущуюся руку. Бэзил откопал помятую пачку, вытащил кудзар, прикурил и глубоко затянулся, прежде чем передать ей. Она сделала глубокую затяжку, сбила пепел и шумно выдохнула. Как будто следуя знакомому ритуалу, он зажёг ещё одну. — Как насчёт того, чтобы отложить нож? — спросил он, затем протянул ей второй кудзар, а она тем временем смахнула первый окурок на коврик.
— Ты и понятия не имеешь, что значит жить здесь, — произнесла она всё ещё дрожащим голосом. — Мне нужно защищать себя. Особенно сейчас, когда эти чертовы землееды живут на футбольном поле.
Бэзил нахмурился. — Кто они?
— Кто их знает? — она вытерла глаза тыльной стороной ладони и села чуть ровнее. — Зачем ты вернулся? — спросила она с сопением. — И что это за девушка? Не похоже, что она из здешних краёв.
— Просто проходил мимо. Захотел проверить как у тебя дела.
Она притворно улыбнулась, как будто бы не поверила его словам. — Ладно, — произнесла она, затягиваясь кудзаром, словно это была спасительная соломинка. Она положила нож обратно под диванную подушку. — Рибальду она не понравится.
— Рибальд? — переспросил Бэзил, подняв брови.
Его мама прикусила щёку изнутри, привычка, которую я заметила и у Бэзила, когда он нервничал. — Мой друг.
— А где папа?
— Откуда мне знать? — взорвалась его мать. — Опять в тюрьме, наверное. Он просто притягивает неприятности. — Она перевела взгляд на меня. — Откуда ты? Что с твоей ногой? — Она посмотрела на Бэзила. — А твоя рука? Ты дрался или ещё чего?
— Мы познакомились на собрании. — Ответила я ей. — И у нас была небольшая авария на мотоцикле по дороге сюда.
— Встреча, да? Так вы все связаны с политикой? Боретесь за правое дело? — Она рассекла рукой воздух. — Хотите изменить систему? Вам недостаточно что я потеряла сына из-за этого? —Выплюнув последние слова, она горько засмеялась. — Вы два идиота! Вы закончите тюрьмой или ещё чем похуже. В точности, как твой папаша! — прокричала она Бэзилу. — Не мог удержаться ни на одной работе. Занимался демагогией и заставлял страдать всех окружающих. Ты видел, что случилось с твоим бедным братом, который хотел во всем походить на отца? И ради чего? За что? — Она ударила рукой по дивану. — Если ты последуешь за ним, то станешь таким же. Ничтожеством.
Бэзил выпрямился, и смотрел мимо неё, пока она поносила его. Я перенесла вес на здоровую ногу и начала было говорить, — Он не..., — но Бэзил схватил меня за запястье и покачал головой.
— Это ни к чему не приведёт, — прошептал он.
Я глубоко вдохнула и проглотила слова, которые хотела сказать в его защиту.
Она запрокинула голову на диванные подушки. — Моя голова меня убивает. У тебя есть что-нибудь?
— Ты же прекрасно знаешь, что нет, — ответил он.
Сузив глаза, она пристально наблюдала за ним, словно готовясь к ещё одной тираде, но затем её лицо прояснилось, и она рассмеялась. — Что ж, тогда ты точно мой мальчик. Ты никогда ничего мне не давал.
Он проигнорировал её выпад и пнул ногой пустую бутылочку. — Ты ела что-нибудь в последнее время?
Она пожала плечами: — Может быть.
— А ещё есть? — осторожно спросил он.
Она сердито на него посмотрела: — Возьми свою собственную.
У меня перехватило дыхание, но Бэзила, казалось, её недоброжелательность никак не задела.