— К несчастью, скоро мы не сможем контролировать ситуацию, — холодно произнесла она, сидя за своим массивным столом. — Если люди быстро не отступят, мы будем вынуждены прекратить поставки синтамила в некоторые регионы. Я не могу посылать своих сотрудников в места общественных беспорядков. — Она смотрела прямо в камеру. — Как я говорила ранее, пока не прекратятся незаконные протесты против Единого Мира, наши возможности поддерживать Единый Акт о Защите Питания будут под угрозой.
— Что это значит? — спросила я.
— Что она убедит правительство урезать поставку синтамила.
Я затрясла головой. — Но она же не может это сделать. Согласно закону, его должны получать все.
Безил выпрямился, усталый и несчастный. — Нет, Эппл, смысл закона в том, что те, кто родился легально, имеет право на бесплатное питание от правительства, но нигде не говорится о том, что Единый Мир обязан это обеспечивать. Они могут разорвать свой контракт с правительством в любое время, когда захотят, и что тогда будут делать все остальные? Они выдавили из бизнеса всех конкурентов, и у них есть свои законы. У богачей есть деньги, чтобы платить Единому Миру за частные поставки синтамила, пока государство будет притворяться, что ищет других поставщиков, но никого не найдет, и все об этом знают. Ана всегда предупреждала, что такое может случиться, если мы будем двигаться слишком стремительно. Именно поэтому она хотела, чтобы мы нашли какое-нибудь место, которое могло бы нас прокормить однажды.
Пока я пыталась осознать всё это, Бэзил продолжил: — А хочешь узнать худшую часть?
— А что может быть хуже этого?
— То, что люди всё ещё будут получать свои прививки и даже не понимать, что они голодны.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. — Они просто умрут от голода?
Он кивнул. — Это то, что происходит со вторым ребёнком в семье, если родители не в состоянии прокормить его.
— Не может быть. — Я потрясла головой, в ужасе от подобной ситуации.
— Может.
— Но ты...
— Я другой, — ответил Бэзил. — Такой как ты. Я чувствую, когда я голоден. Я всегда думал, что со мной что-то не так. Я пытался скрыть это. Пока я не встретил Ану. Она была первым человеком, который сказал мне, что чувство голода, это нормально. Поэтому я остался в живых.
— О, Бэзил, — произнесла я, чувствуя, как надвигаются тошнота и обморок.
Снаружи двигался бесконечный поток людей, их голоса мешались в какофонию страха.
— Как ты думаешь, куда они все идут?
— Вероятно в распределительный пункт, пока Ахимса не отдала распоряжение правительству закрыть его. — Он с усилием поднялся. — Нам тоже надо туда. Нам нужны запасы на тот случай, если они больше не будут доступны.
— А как насчёт Гарви и Рибальда?
Он покачал головой: — Просто давай попробуем. — Он протянул мне руку. — Что случилось с твоими костылями?
— Без них быстрее, — ответила я ему. — Но сейчас я хотела бы, чтобы они у меня были.
— Подожди. — Он бродил по комнате, пока не нашел какую-то странную палку со щёткой на конце.
— Что это?
— Метла.
Я тупо смотрела на него.
— Ручная уборочная машина. — Он показал, как с её помощью можно убирать грязь с пола. Затем расстегнул комбинезон и вытащил нож.
У меня перехватило дыхание. — Откуда он у тебя?
— Одолжил у мамы. — Ухмыляется он, обрезая щетину у метлы. Он открывает металлическую дверцу с кнопками и проводами у большой квадратной штуковины, похожей на коробку. Внутри оказывается стопка аккуратно сложенной одежды. Он вытаскивает пару брюк и отрезает одну штанину, которую затем обматывает на месте обрезанной щетины. Я балансирую на одной ноге так, чтобы он мог примерить палку моему росту. Он переворачивает палку обмотанной стороной вверх и суёт мне подмышку. Подходит идеально. Я оперлась на подушку и попробовала сделать шаг. — Гениально! — воскликнула я. — Однажды, в лучшем мире, ты будешь создавать удивительные вещи.
— Спасибо, — поблагодарил он, сложил нож и спрятал его в комбинезоне. — Готова?
Я кивнула.
— Избавься от этого Гизмо, — потребовал он.
— Ладно, — согласилась я и положила его на пол, но когда он отвернулся, я схватила его, замаскировала и сунула поглубже в карман.
* * *
Мы двигались в потоке людей, направляясь в дальний конец лагеря, рассудив, что таким образом Гарви и Рибальду будет сложнее нас выследить. Благодаря обезболивающему и костылю Бэзила, теперь я двигалась гораздо быстрее. К тому же пункт распределения находился недалеко, в здании школы на границе футбольного поля. Но к тому времени, как мы туда добрались, было слишком поздно. Рабочий в бордовом свитере с логотипом Единого Мира на груди уже запирал ворота и закрывал двери.
— Приказ Единого Мира, — кричал он беспокойной толпе. – Вы же знаете, что я выдал бы вам его, если бы мог.
Толпа умоляла и язвила, но держалась на расстоянии, и парень никак не реагировал.
— Я могу потерять работу, — отвечал он. — А если мы не делаем того, что они говорят, мне не позволят снова открыться. Что тогда? У меня тоже есть семья, вы же знаете!
Я смотрела на измученные и испуганные лица людей в толпе. Я видела Зару. Мужчин и женщин в возрасте моих родителей. Маленьких детей, блуждающих по рядам. Я никогда не должна была оказаться здесь, но я чувствовала тот же голод, что и они. Если это землееды, то они кажутся скорее угнетёнными, чем жестокими, и правда в том, что я одна из них. Моя мать думает, что во мне какой-то изъян, но он позволил мне увидеть мир в другом ракурсе. Я поняла, что нам нужна не благотворительность от корпорации, повелевающей нами, а голос в защиту наших основных человеческих прав. Именно это пыталась доказать нам Ана, прежде чем они заткнули её. Ахимса обвиняла меня во многих вещах, но она была не права абсолютно во всём. Я могу использовать свои преимущества, чтобы изменить положение.
Так громко, как я только могла, я прокричала: — Это наше конституционное право — получать свободный доступ к синтамилу! – Люди вокруг меня свернули шеи, пытаясь рассмотреть, кто кричит. – Мы требуем наш синтамил! Он тебе не принадлежит!
— Точно! – прокричал кто-то ещё.
— Она права!
— Давайте свергнем его!
Я начинаю монотонно скандировать: — Синтамил! Синтамил! Синтамил!
Постепенно ко мне присоединяются остальные.
— Успокойтесь, — кричит рабочий, но его едва слышно сквозь диссонанс наших ревущих голосов. – Вы только ухудшите ваше положение, – снова прокричал он. – Я буду вынужден вызвать службу безопасности, если вы не прекратите беспорядки.
Некоторые люди замолкают, но я знаю, что мы не должны останавливаться. Я вижу старый мусорный контейнер возле стены здания. – Помоги мне подняться, — прошу я Бэзила.
— Нет, это слишком рискованно.
— Мы останемся ни с чем, если не сделаем этого. — Убеждаю я его. — Это единственная гарантия, которую давало общество, и я не могу стоять в стороне и смотреть, как они делают всех заложниками. А теперь помоги мне подняться!
— Я помогу тебе, — сказал парень позади меня.
— Я тоже, — раздался женский голос рядом со мной.
— Эппл! – зашипел Бэзил и попытался схватить меня за руку. – Не смей! Они увидят тебя!
Но уже слишком поздно. Меня это больше не волнует. Ахимса может арестовать меня. Она может держать меня в тюрьме, пока я не сгнию, но сейчас я чертовски зла. После того, что я видела на экране в госпитале, я поняла, что не могу вернуться к старой жизни. И не только потому, что она хочет арестовать меня. Слишком много всего случилось. Я теперь по-другому смотрю на мир. Возможно, Единый Мир и был рукой, которая кормила меня, но они также с легкостью позволяли умереть от голода другим детям.
Я протянула руки мужчине и женщине, чтобы они могли поднять меня на мусорный бак. Затем я вытащила свой Гизмо, разблокировала его и включила режим громкоговорителя.
— Пища это общечеловеческое право, а не собственность корпорации. – Начала я говорить. – Универсальный Акт о Защите Питания — ширма для защиты Единого Мира и он должен быть отменён, как античеловеческий. Ни одна корпорация не имеет права морить людей голодом. Это наш синтамил, и это обеспечено нашим правительством! И если они не дадут его добровольно, тогда мы сами отберём его!