— Вы вернулись из эвакуации, вам нужно многое… У вас ничего нет… Ну, пожалуйста… Я очень прошу…
Но, увидев, как некрасивое лицо женщины делается непримиримо суровым, он опустил деньги туда, откуда достал их, поцеловал ей руку и ушел домой, оставив Никиту мыть окна.
И потекла у ребят жизнь так, что лучше и не надо. Утром Никита, к удовольствию Лилии Дементьевны, не ждал от нее завтрака, он ставил на огонь большую сковороду, поджаривал на ней черный хлеб, заливал его яйцами. Приходил Шакир, они завтракали и отправлялись в поход на целый день, в кинотеатры главным образом; иногда им удавалось просмотреть три, а то и четыре фильма в день. В сельской местности, где они жили в эвакуации, кинотеатра вблизи не было, вся война прошла для них, так сказать, вслепую. И вдруг увидели ее, остолбенели, готовы были каждую картину смотреть по два и три раза, смотреть картины про войну круглые сутки, не евши, не спавши.
Трагическими криками тетушки Гаянэ, огласившими двор-колодец, оборвалась для них эта великолепная жизнь. Мать Шакира получила похоронную на мужа. Максим Орестович узнал об этом от жены вечером, приехав с работы, сейчас же сбросил шинель и поспешил в подвал к Курмаевым. Увидел сына с расширенными от горя глазами, стоявшего рядом с Шакиром. Несколько женщин успокаивали плачущую. Надо же, говорили они, ранен был и контужен, отпраздновал победу в Берлине, а погиб в степях Маньчжурии — вон откуда черная весть, не с запада, откуда ее с замиранием сердца ждала каждая женщина несколько лет, но с востока, где и война-то вроде бы уже и за войну не считалась!
Максим Орестович долго шагал по комнате молча, потом остановился перед вдовой:
— Теперь я буду заботиться о вашем сыне!
Она слабо запротестовала — ничего ей не нужно, Шакир уже вырос. Как-нибудь проживут. Горбушин спокойно выслушал ее.
— Но ведь ребятам нужны не только учебники и сапоги. Им еще необходим отцовский совет… Жить Шакир будет с вами, разумеется, об остальном забота моя. Не обижайте меня и Никиту, Гаянэ Валиевна, своим отказом!
Вскоре парии серьезно огорчили Горбушина, отказавшись подать документы в институт; они сказали, что хотят работать на заводе «Русский дизель», где уже много лет трудился токарем дядя Шакира и теперь звал и его туда же. Максим Орестович попросил каждого объяснить ему причину такого решения, каждого слушал не перебивая.
Мать постарела, говорил Шакир, а работа у нее тяжелая, к шести утра уже должна очистить панели от снега, сколоть лед, чтобы идущие на работу не падали, — участковый строгий, неприятностей не оберешься, если этого не сделать. Днем убирает на лестницах, в коридорах, наблюдает за порядком на дворе.
— Все это так, но неучами-то нельзя оставаться. Да и на что она станет жить, если ты снимешь ее с работы?
— На мой заработок.
— Тебя осенью призовут в армию.
— Тогда опять станет работать, лопата и лом от нее не уйдут. А пока пусть отдохнет, в эвакуации ей досталось. Кочегаром на двух котлах работала.
— Ну хорошо, твои мотивы я теперь знаю. Что скажет Никита?
У парня ныла душа, так робел перед отцом, от которого малость уже и поотвык… Но сказать постарался твердо:
— Есть причина, папа!
— Не сомневаюсь, если принимаешь это серьезное решение. Объясни ее, пожалуйста.
— Сколько себя помню, я все учусь и учусь, устал, и надоело, — выпалил Никита и помолчал, напряженно всматриваясь в лицо отца. — Десятилетку мы закончили, но как? Мы больше работали зимой и летом, чем учились. Да и учиться не хотелось. Это скажется на вступительных экзаменах? Скажется. Мы уже нюхали. Конкурса нам не вытянуть. Поработаем год, отдохнем от парты, а там можно и опять за учебу…
— На заводе собираетесь отдыхать? — тоном главного инженера спросил Максим Орестович.
Никита понял этот тон, однако и теперь не уступил отцу.
— На заводе мы работать будем, не отдыхать.
Шакир вторил другу:
— Пусть он повышает уровень, я наелся партой! Для будущего слесаря знаний хватит.
Встретив это железное упорство ребят, Максим Орестович задумался. Радовало их напористое желание самим решать большой для себя вопрос, но одновременно и досадно было, что не сумел привести доказательств, которые бы их убедили, не проявил находчивости в доводах.
Он сказал, что не намерен с ними ссориться, но, если они не посчитаются с его мнением, быть скандалу. Пусть отдохнут год, но потом должны продолжать учебу. Оба. И пришлось ребятам дать слово.
После этого разговора долго думал Максим Орестович. Повидал он людей на своем веку, всегда чувствуя симпатию к тем, кто всю жизнь чему-то учится. Таких не надо подталкивать к знаниям, сами рвутся… Есть у Никиты и Шакира крылья — взлетят, десятилеткой не удовлетворятся; нет — пусть будут мастеровыми, завод — неплохой оселок, на котором вот такие ребята обтачивают самих себя, становятся мужчинами и мастерами.