Горбушин и Рахимбаев вместе объявили бригаде, что с сегодняшнего дня они начинают работать по двенадцать часов, перекур через каждые два часа. Гаяс тотчас заинтересовался оплатой за сверхурочные, вытирая при этом потную, волосатую грудь мокрой тряпицей: если оплата по закону, в полуторном размере за первые два сверхурочных часа и в двойном за все последующие, он согласен, а если по договоренности с Нурзалиевым, тогда пусть начальник работает сам.
— Правильно ставишь вопрос, Гаяс, — одобрил слесаря Рахимбаев. — Нам будут платить по закону.
Мурат же засмеялся и увильнул от прямого ответа Горбушину и Рахимбаеву: поскольку не знает, выдержат ли его нервы эту ударную работу, то он еще подумает, о своем решении скажет позже.
— А когда станешь думать, не забудь, пожалуйста, вспомнить, что ты комсомолец, — посоветовал Рахимбаев.
— Я женщина, мне тяжело и восемь часов трудиться в таком пекле, не то что сверхурочно, — заявила Рудена.
Нельзя так нельзя, никто ей не возразил ни единым словом. Русскую женщину в Средней Азии уважают. Конечно, Шакир и Горбушин промолчали, а Рудена быстро при этом взглянула на бригадира.
Шакир обратился к Рахимбаеву:
— Нариман-ака, почему окна в поселке зарешечены железными прутьями?
— Во-первых, не все зарешечены. Во-вторых, сказки будем рассказывать или работать?.. — по обыкновению с безукоризненным русским произношением ответил старик.
Он пообещал Шакиру при удобном случае рассказать, почему окна на иных домах зарешечены железом, и пошел к крайней параллели шабрить ее, на ходу пробуя остроту шабера на ноготь.
Когда все увлеклись работой, явился Джабаров в хорошем настроении. Это показывало его словно помолодевшее лицо.
— Хорманг! — Этим словом в Средней Азии принято приветствовать работающих людей. — Семеро слесарей… Не хватает одного, чтобы по двое сидели на каждой параллели… Бригадир, давай шабер!
— Наверное, отвыкли работать, Усман Джабарович? Может не получиться.
— Мне нельзя отвыкать. Еще одно такое совещание в райкоме партии, и Джабаров — слесарь и водопроводчик. Шабер, Никита! — Он дружески хлопнул Горбушина по плечу.
— Но кончилось-то хорошо.
— Сегодня. Что завтра будет, ты знаешь? Директором меня рекомендовал Бекбулатов, Айтматов был против. А через две недели я уже спорил с ним. Характер, видишь, гордый у меня… Невозможный характер. Но как мне терпеть, скажи, пожалуйста, если он старыми методами руководит? А жизнь на месте стоит, а, стоит?.. Она бежит… Не знаю, чего Айтматову не хватает, но ему чего-то не хватает, я так думаю.
Закатав рукава рубашки, Джабаров стал шабрить параллель быстро, уверенно, охотно, мастер в нем чувствовался даже по этой хватке. Шакир придирчиво приглядывался к его работе, ища возможность подшутить, но придраться было не к чему, слесарь в директоре сидел настоящий.
Рахимбаев предложил Джабарову составить телеграмму на завод, обязанный прислать сюда подъемный кран, копию телеграммы — райкому партии, в ведении которого этот завод находится. Необходимо волокиту с краном назвать позорной, требовать привлечения директора к партийной ответственности. Телеграмма, сказал старик, пойдет от Голодностепского райкома партии, на подпись Бекбулатову он, Рахимбаев, даст ее сегодня же.
— Джуда якши… — шумно вздохнул директор, — Это дело… Сейчас составлю, и Роман подбросит тебя к райкому.
Вытирая руки ниточными концами, Джабаров продолжал радоваться:
— Вот так навалимся вместе на эту ДЭС… Сколько я уже не сплю спокойно из-за нее? И вот что еще, Нариман-ака: завтра утром ты не поедешь в колхозы. В полдень поедешь. Звонил мне Айтматов, просил утром прислать к нему заведующую ОТК. Как она вернется из райкома, вместе и отправитесь. Согласен?.. Она прямо-таки рвется на поле инструктировать сборщиц, обязана это делать, а я не мог ее послать раньше, сам знаешь, сколько у нас работы.
— В самый раз ей наведаться сейчас к сборщицам. Выборочная началась, теперь машины пойдут на поля…
Джабаров ушел составлять телеграмму. Горбушин подсел работать рядом с Рахимбаевым, стал спрашивать о Бекбулатове. Давно он назначен первым секретарем райкома? Оказалось, Бекбулатов был одним из комсомольских вожаков в республике, затем его назначили вторым секретарем райкома в Карши, оттуда перевели первым секретарем сюда, в Голодную степь. Руководя районом, он, инженер-ирригатор, много времени отдает сложной работе механизаторов, осваивающих новые площади для посева хлопчатника.