Виктория сходит с автобуса и медленно идет по улице, где она дала названия столь многому.
Она видит Дерево-для-лазанья и Камень-Лестницу. Холмик, который она назвала Горой, и ручей, который когда-то стал Рекой.
Она-семнадцатилетняя делает свои подростковые шаги, но другой ее части всего два года.
На подъездной дорожке стоит белая «вольво». Виктория видит их в саду.
Он стоит к ней спиной, занимается чем-то, а мама, сидя на корточках, выпалывает сорняки на клумбах. Виктория снимает рюкзак и ставит его на террасу.
Только теперь он слышит ее и оборачивается.
Она улыбается ему, машет, но он без выражения смотрит на нее и снова отворачивается, возвращаясь к своей работе.
Мать поднимает взгляд от клумбы и осторожно кивает Виктории. Виктория кивает в ответ, подхватывает рюкзак и идет в дом.
В подвале она сбрасывает одежду и складывает ее в корзину для грязного белья. Раздевается, идет в душ.
Неожиданный сквозняк колышет душевую занавеску, и Виктория понимает: он здесь.
– Хорошо съездила? – спрашивает он.
Его тень падает на занавеску, и в животе у Виктории все сжимается. Она не хочет отвечать, но, несмотря на все унижения, каким он ее подвергал, она не должна встречать его тем молчанием, которое может спровоцировать его.
– Ага. Отлично. – Она старается, чтобы ее голос звучал радостно и легко, старается не думать о том, что он стоит меньше чем в полуметре от ее обнаженного тела.
– Денег хватило?
– Да. Я даже немного привезла назад. У меня же была с собой стипендия, так что…
– Хорошо, Виктория. Ты… – Он замолкает. Она слышит, как он всхлипывает.
Он плачет?
– Мне тебя не хватало. Без тебя тут была такая пустота. Да, нам обоим, конечно, тебя не хватало.
– Но теперь же я дома. – Она старается говорить весело, но узел в желудке затягивается – ведь она знает, чего он хочет.
– Хорошо, Виктория. Купайся, одевайся, а потом мы с мамой хотим с тобой поговорить. Мама поставила чайник. – Он сморкается в платок, шмыгает носом.
Да, он плачет.
– Я мигом.
Она дожидается, пока он уйдет, выключает воду, выходит и вытирается. Она знает – он может вернуться в любую секунду, поэтому одевается как можно быстрее. Даже не ищет чистые трусы – натягивает те, в которых ехала из Дании.
Они молча сидят за кухонным столом и ждут ее. Бормочет радио на окне. На столе – чайник и блюдо с миндальным кексом. Мама наливает чашку. Крепко пахнет мятой и медом.
– Добро пожаловать домой, Виктория. – Мама протягивает блюдо с кексом, не глядя дочери в глаза.
Виктория пытается поймать ее взгляд. Пытается снова и снова.
Она меня не узнает, думает она.
Настоящее здесь только блюдо с кексом.
– Тебе ведь хотелось настоящего… – Мать сбивается, ставит блюдо на стол, стряхивает невидимые крошки со стола. – После всего странного…
– Все будет хорошо. – Виктория скользит взглядом по кухне, потом переводит глаза на него. – Вы хотели мне что-то сказать.
Она макает посыпанную сахаром выпечку в чай; большой кусок отламывается и падает в чашку. Виктория со странным чувством следит, как он почти растворяется, как обрывки сдобы опускаются на дно чашки, словно целого никогда не существовало.
– Пока тебя не было, мы с мамой подумали и решили, что нам надо на время уехать отсюда.
Он наклоняется через стол, и мама кивает в знак согласия, словно чтобы придать веса его заявлению.
– Уехать? Куда?
– Я получил задание возглавить проект в Сьерра-Леоне. Для начала поживем там шесть месяцев, потом, если понравится, сможем остаться еще на полгода.
Он складывает перед собой свои маленькие руки, и она замечает, какие они старые, морщинистые.
Такие жесткие и настойчивые. Обжигающие.
Викторию передергивает при мысли, что он притронется к ней.
– Но я подала заявление в Упсалу, и… – Слезы на глазах, но она не хочет показаться слабой. Это даст ему предлог утешать ее. Неотрывно глядя в чашку, она берет ложечку и перемешивает остатки кекса в кашу. – Африка ведь далеко, и я…
Она, кажется, всегда будет целиком принадлежать ему. Ничего не чувствовать, не иметь куда бежать, если ей понадобится.
– Мы устроили так, что ты сможешь проучиться несколько курсов дистанционно. И тебе будут помогать несколько раз в неделю.
Он смотрит на нее своими водянистыми серо-голубыми глазами. Он уже все решил, и ей добавить нечего.
– Что за курс? – Она чувствует, как боль стреляет в зуб, и проводит рукой по подбородку.
Они даже не спросили, что у нее с зубом.