Собака приближалась. Она уже бежала, а не шла. Она неслась вперёд, громко дыша.
И вот прыжок, громкое устрашающее рычание. Могучее тело овчарки лохмато взвилось над голым человеком, но человек ловко присел, и собака промахнулась, задев его только задними ногами. Человек не упустил момента и взмахнул рукой. Лезвие разрезало мохнатую ляжку, и зверь заскулил.
Пётр вскочил на ноги и бросился на овчарку, едва она приземлилась. Собака перекувыркнулась, клацкнув клыками, и сразу кинулась в сторону, уклоняясь от нападения Петра. В следующее мгновение овчарка сделала выпад и ударила человека могучим плечом. Пётр оступился и упал на спину. Пахнущая псиной пасть в одну секунду распахнулась над ним, издавая рык и лай. По груди Петра ударили когтистые лапы, горячо прижалось лохматое брюхо.
Пётр не рассуждал. Всё произошло стремительно, одномоментно. Его левая ладонь с удивительной быстротой метнулась глубоко в раскрытую пасть и схватила собаку за нижнюю челюсть у самого её основания, прижав язык, придавив мокрые щёки животного и рванув челюсть с такой силой вниз, что овчарка завизжала. Пытаясь освободиться от руки, собака дёрнулась назад и соскочила с груди Петра, но рука не отпустила её. Другая рука, в которой лежал нож, замахнулась и нанесла два коротких удара в брюхо животного. Собака бешено завизжала. Человек подмял её под себя, свернул морду зверя набок и полоснул лезвием по горлу.
Теперь схватка завершилась.
Пётр Чёрное Дерево встряхнул левой рукой и увидел множество следов, оставленных зубами собаки, они тянулись от запястья до локтя. Поначалу ему показалось, что зверь не успел тронуть его, ан нет – оставил борозды глубиной в сантиметр. Кровь густо стекала из ран.
Пётр нагнулся над овчаркой, развёл её лапы в стороны и сделал надрез от горла до паха…
– Гюрза! – послышалось сзади.
Пётр обернулся на человеческий голос.
Солдат, которого Сергей прозвал Ямочкой из-за девичьих ямочек на щеках, заметно отстал от бросившейся вперёд собаки. Он быстро потерял её из виду и пытался сориентироваться в направлении, когда услышал её далёкий лай, а затем и визг. Визжать Гюрза могла только от сильной боли. Это означало, что схватка была не в её пользу.
Солдат остановился, прислушиваясь.
Птицы. Повсюду пели птицы. Их не интересовали погоня, автоматы, следы сумасшедшего преступника. Птицы продолжали щебетать, исполнять брачные танцы, потрясая оперениями.
Солдат Ямочка сделал несколько шагов и остановился. Что-то послышалось слева, что-то тяжёлое и мокрое встряхнулось. Слева… Он поднял автомат и осторожно поднёс приклад к плечу. Сквозь прорезь прицела таёжная чаща приняла вид особенно угрожающий… Ах, как мешало пение птиц, это беззаботное перескакивание пичужек с ветки на ветку! Вот если бы им всем замолчать на минутку, чтобы остался слышен только звук преступника… Почему молчит Гюрза? Убита? Неужели этот псих смог одолеть её?
Что-то громко хрустнуло справа. Автомат вильнул стволом по направлению к звуку.
– Кто здесь? – не выдержал солдат. – А ну выходь! Считаю до трёх и стреляю! Слышишь?
Он медленно шагнул вперёд, остановился, сделал ещё шаг, услышал шорох ещё немного правее и повернул голову туда. Что-то зашуршало с противоположной стороны. Куда идти? Где опасность? Где сейчас лейтенант Дагва? Почему никого не видно и не слышно?
И опять шорох, тревожный, настораживающий… Весь лес пронизан шорохами.
– Стой, бляха-муха! Буду стрелять! – Ему почудилась тень. И нервы сдали.
Он дёрнул указательным пальцем и нажал на спусковой крючок. Пули полоснули по стволам деревьев, шумно взбили толстую кору, рассыпали её щепками, оборвали дрогнувшую листву…
И вновь наступила тишина. Тишина на несколько секунд. Затем раздался быстрый звук шелестящих шагов неизвестно где, короткий выдох, едва уловимое движение сбоку…
Голубые глаза солдата по кличке «Ямочка» широко распахнулись: он увидел перед собой голого мужчину, испачканного грязью и кровью с ног до головы. Столько крови! Откуда? Где Гюрза?..
Голый человек стремительно ударил рукой, и солдат охнул. В животе сразу стало горячо.
– Ты что же? – непонимающе пробормотал паренёк и от внезапной слабости опустился на колени. – Мы же тебя… Я же… Мама…
Второй удар Пётр нанёс солдату в горло. Острое лезвие вонзилось в тонкую шею без труда, пробив плоть насквозь, и вылезло наружу со стороны спины. Кровь хлынула из раны с обеих сторон.
Пётр отступил от жертвы, и мёртвый солдат ткнулся лицом в землю.
Быстрыми шагами Пётр пошёл прочь. Через несколько секунд он остановился перед трупом овчарки и принялся за дело, которое не успел закончить из-за появления солдата. Он снимал шкуру с собаки. Его руки работали ловко, умело, и через десять минут кровавая туша уже лежала в траве, а Пётр держал в руках шкуру, с которой капала горячая кровь, и внимательно рассматривал её. Оглядев собачий мех, человек сделал ножом разрез на шкуре вдоль спины, начав его возле основания собачьей головы. После этого он быстро продел свою голову в этот разрез, расправил шкуру на своих плечах – получилось некое подобие накидки, большая часть которой закрывала спину Петра, а на груди болтались собачья морда и передние лапы убитого зверя. Пётр улыбнулся.
***
Это был очень старый чум – коническое сооружение, сложенное из жердей и покрытое шкурами животных и корой лиственницы у самого основания. Глядя на него, Матвей Коршунов с уверенностью мог сказать, что чум давно никуда не перевозился, а так и стоял на месте – кора у основания чума сильно обросла травой. Но чум был обитаем: над дымоходом, где скрещивались жерди, вился лёгкий синеватый дымок. Возле чума громоздилась огромная куча хвороста – кто-то позаботился о том, чтобы хозяину было чем разводить огонь в очаге. Чуть в стороне, шагах в двадцати от чума, виднелся среди деревьев бревенчатый сруб.
Матвей шмыгнул носом и осторожно отступил в чащу, где стояла лошадь. Марина сидела на корточках возле конских ног и дремала, свесив голову. Короткие каштановые волосы блестели в рассеянном свете. Оголившаяся из-под волос тонкая шея с прилипшим к нежной коже зелёным листиком заставила Матвея сглотнуть слюну – женщина показалась ему невероятно желанной. И как только мог муж оставить такую жену в лесу? Впрочем, он же ополоумевший…
– Эй, послушай, – заговорил Матвей негромко, – там впереди чум…
– Что? – Марина разлепила уставшие глаза и тяжело качнула головой, отгоняя комаров.
– Чум, говорю, там. Кажись, тувинская семья, но не видать никого.
– Люди? – с надеждой спросила Марина.
– Может. Дым есть. Так чё делать будем? Рискнём?
– А что тут рискованного? Кто бы там ни был… Нам хуже Петра никого не повстречать.
– Это уж натурально. Ну чё ты расселась-то? Подымайся, двигайся.
– Я устала.
– Щас отдыхать будем. Под крышей. Там и обговорим наши дела… Ты про меня лишнего не ляпни…
– Так я про вас ничего и не знаю…
– Нуда, оно, конечно, так, только… Ты вообще дюже не мели языком. Для начала и про мужа своего тоже не болтай. Тайга, знаешь, не любит слов… Мало ли что про кого наговорят… Тут всё больше по делам судят…
Марина кивнула и бросила на браконьера равнодушный взгляд.
– А у вас какие дела? – спросила она, отгоняя комаров. – Вы вообще-то кто?
– Я-то? Охотник… Лосей валю, оленей, медведей…
– Как вас звать? Имя-то хоть есть?
– Меня? Матвеем величают, – ответил он и вдруг смущённо улыбнулся, увидев подобие интереса в глазах женщины. Горожанка вдруг пробудила в нём забытое юношеское смущение.
– Матвей. Хорошее имя. Никогда не встречалась с мужчиной по имени Матвей. Библейское имя.
– Библейское? – удивился браконьер.
– А меня зовут Марина.
– Была у меня одна такая… Только давно, пацаном я ещё был мелким… А у ней что-то с мужем не сладилось, вот она меня и… того… – Матвей замолчал и потупил взор.
Они медленно, продираясь сквозь ветви, приблизились к поляне. Матвей уже не таился, вёл лошадь напрямую к жилищу.
– Эй, люди, есть тут кто? Отзовись!