Ринга Эрде к супругу пока не вернулась, и, судя по редко приходящим из Рабиров посланиям, в состоянии рассудка герцогини перемен к лучшему не произошло. Ее брат, Рейенир Морадо да Кадена, уже луну обретается в Зингаре на должности посланника Рабиров. Чем он там занят в действительности – долго гадать не надо.
Конан, когда до него дошли слухи, только скривился, ехидно посочувствовав Чабеле и ее придворным дамам. Поговаривают, Рейе также сумел неплохо проявить себя на должности неофициального советника королевы Чабелы по политическим делам, и меня это ничуть не удивляет. Родич госпожи Ринги, как мы убедились, способен не только волочиться за прекрасными женщинами. Хотя это занятие получается у него лучше всего.
Затея отметить Летнее Равноденствие принадлежала, разумеется, оборотням. Эртель и Веллан ужасно разозлились из-за того, что их лишили возможности принять участие в Бельверусской заварушке. Они, как верные подданные, отбыли в Пограничье вместе с Эрхардом, раненым при Демсварте Альбиориксом и уцелевшими бритунийцами, а подлый стигийский колдунишка (подразумевался Тотлант) улизнул и отправился в одиночку совершать подвиги! У него что, приключилась внезапная немота? Почему он никому ничего не сказал?!
Тотлант, после Бельверуса ставший на редкость неразговорчивым, объясняться не пожелал. На него тоже накатила блажь и тяга к перемене мест: он и в любимое Пограничье не спешил, и в Немедии оставаться не хотел, и нас, аквилонцев, уверил, что после праздников уедет, только куда?
Однако сегодня по молчаливому соглашению прошлое предали забвению и разошлись вовсю. Праздновать Солнцеворот, так праздновать! В истинно варварском духе: с прыжками через костры, игрищами, песнями и плясками, шуточными поединками, непрерывными заигрываниями, купаниями при луне и гаданием на венках. Кто-то отправился поискать цветы папоротника, хотя всякому образованному человеку известно, что папоротник по природе своей цвести не способен.
Уговорить приехавшую с немедийскими посланниками Цинтию Целлиг пойти купаться мне не удалось, но венками мы обменялись и потом бросили их в речку. Сегодня там плавало много таких венков, уносимых неторопливым течением куда-то к Закату. До темноты мы сидели на берегу, слушая разносящиеся по лесу голоса и смех, болтая, целуясь, и хоть убей, не помню, кто первым сказал: «Давай поженимся»…
Цинтия, по вечной привычке женщин присваивать себе чужие заслуги, клянется, что она. Я не спорю.
– Похоже, дурной пример заразителен, – с понимающей усмешкой приветствовала нас Дженна, когда в сумерках мы выбрались к костру подле королевского шатра. Над огнем булькал огромный котел, в котором готовили вино со специями, сюда постепенно собирался круг наших друзей, и я в который раз поразился прихотливости нитей судьбы, связавшей столь разных и непохожих людей. – Вас поздравлять?
– Всенепременно и обязательно! – жизнерадостно прокричал из темноты кто-то из оборотней. – Коли нас не пригласят на свадьбу – мы обидимся!
– Точно, это поветрие, – согласился Конан, пребывавший в столь благодушном настроении, что, явись сюда кто-нибудь из его давних недругов, вроде Тот-Амона или покойного Страбонуса, их непременно усадили, поднесли чарку и расспросили, каково нынче злодействуется на белом свете. – Хальк, даже не надейся удрать в свое гандерландское захолустье. Ты ведь не бросишь ненаглядную библиотеку на произвол судьбы?
– Мне нужно разрешение Вашего величества на временную отлучку, – твердо заявил я. – До начала осени. Или даже до конца. Я домой не показывался уже лет пять! Матушка забыла, что у нее есть младший сынок!
Конан посмотрел на меня, на украдкой хихикавшую Цинтию, на собственную жену, в темных волосах которой запуталась бледно-золотая кувшинка, вздохнул и сказал:
– Желаю счастья. Не вернетесь к Первой зимней луне – казню. Лично приеду в Юсдаль и повешу обоих на одной веревке… Барышня Цинтия, ну растолкуй, зачем тебе сдался этот книжный червь?
– Нравится, – убежденно ответила моя рыжая непредсказуемая дама.
Кипящее вино в котле воспользовалось моментом и выплеснулось через край, весело зашипев на углях.
Луна достигла вершины небосвода и начала клониться к горизонту. Шумный лагерь на лесной поляне постепенно затихал, хотя самые рьяные любители гулянок намеревались сидеть до рассвета. Пуантенский Леопард подбил благородное собрание учинить песенное состязание, в ходе которого появились невинные жертвы – Веллан, перестаравшись, оборвал струны.