— Без мрей крови! — кричит она, рыдая.— Это ее ты любишь. Не меня!
— Ты делаешь меня лучше, чище, добрей,— возражает он.— Пробуждаешь в моей душе свет.
— Да что во мне такого особенного? Я даже мужика путевого себе найти не могу. Одни кровососы попадаются! — возмущается она.
— Ты — дивный человек,— не соглашается он.— Добрый и ранимый. Вся твоя желчь — показное. Защита от людского зла, нежелание сближаться и верить. Боязнь новых обид. А я знаю тебя такой, какая ты есть. Знаю изнутри. Ведь я пил твою кровь.
— Уходи, умоляю! — выкрикивает она сквозь слезы.— Если правда любишь — уходи!
— Возможно, ты права,— устало соглашается он.— Я пил кровь и стал вампиром. Пить кровь, чтобы стать человеком,— это слишком... так не бывает. Не должно быть.
За дверью замирает тишина. Ничего. Ни скрипа деревянных половиц, ни шевеления, ни вздоха... Он ушел.
Идут дни. Недели зеленого лета быстро сменяет желтоглазая осень. Связь ослабевает. Гул сердца волака стихает у нее внутри. Но желанный покой не приходит, волнение нарастает. Ругая себя за наивность, она приказывает себе все забыть.
В ее жизни все по-прежнему. Разве что теперь она решилась и завела щенка. Глаза этого Пройдохи не голубые, но они чем-то напоминают того, другого, и это успокаивает сердце и слегка волнует ее.
Она натыкается на него в дни первых холодов. Он выглядывает из проулка и следит за ней своими лазурными глазами. Именно по ним она его узнает. И дело даже не в том, что он исхудал и утратил былой лоск. Его черты изменились, и она понимает, что это иллюзия утратила свою силу. Заметно, что он давно не пил кровь.
Так вот он какой, истинный лик волака? Не урод, не красавец, ничем не приметное лицо. Только необыкновенные лазурные глаза остались прежними.
Он еще не стал оборванцем, но уже близок к этому. Одежда изрядно потрепана, но еще не грязна и не в лохмотьях. Очевидно, что ему негде жить, он ночует, где попало, и работает, кем придется.
Волак пятится, осознав, что она его узнала. Торопится уйти, но она нагоняет его в проулке и окликает.
— Что с тобой?
— Не желаю больше быть паразитом.
— Ты худой, как щепка. Когда ты последний раз ел?
— Я ем. Каждый день. Честно! — поспешно заверят он.
— Но тебе, чтобы жить, нужна кровь. Без нее ты умрешь. Ведь так? — Она теребит его поношенный свитер, который плохо защищает от холода.
— Я не пью ее больше...
Они смотрят друг другу в глаза. В ее голове тысяча вопросов, но она не знает, какой из них задать.
— Ты пришел ко мне?
Он крутит головой, не соглашаясь, и отводит глаза.
— Неправдоподобно. Мы стоим в двух шагах от моего дома. Скажи, что ты хотел?
Теперь он решается взглянуть на нее. И по его глазам она понимает, как сильно он стыдится своего истинного вида.
— Увидеть... в последний раз. Зиму мне не пережить.
—Тебе нужен дом, тепло, еда. Все будет хорошо. Ведь есть же кровь животных. Я могу ее тебе купить!
Она волнуется. Руки дрожат. Но он упрямится.
— Поэтому я и не хотел, что бы ты меня видела. Знал, что пожалеешь. Но я не хочу начинать опять. Кого ты жалеешь, Оленька?
Он нежно касается ее щеки рукой, сплошь покрытой мозолями. Несложно понять, что эти месяцы он много работал. Возможно, больше, чем за всю свою прошлую жизнь.
— Я лгал тебе. И снова буду лгать. Ради крови. Только теперь я с тобой честен. Вампирам нельзя доверять. Нам не стать людьми снова.
— Но ты говорил...
— Я врал! — вспыхивает он.— Уходи. Я тебя увидел...
Она утирает рукой слезы и мотает головой, не соглашаясь.
— Ты уже им стал. Только человек способен на самопожертвование.
Он устало молчит, опустив голову. Она кожей чувствует, что ему холодно.
— Но я тоже человек. И не позволю тебе умереть по моей вине. Это же я тебя пробудила к свету.
Она всхлипывает и смеется сквозь слезы.
— В конце концов, это такая малость — два глотка каждое новолуние. Будем считать это моим донорским взносом в дело спасения умирающих.
Да ладно, Дим, если уж ты неудачник, то про меня и говорить нечего. Посмотри на себя: в тридцать лет при должности, денег хватает, чего еще надо? А что у тебя на столе? Коллекционный виски. Двадцать один год какие-то шотландцы ждали, чтобы мы могли эту бутылочку раздавить. Я такой алкоголь купить не могу. Правда, пару раз благодарные пациенты приносили, но это не в счет.
— Только в России служащие банка зарабатывают больше, чем врачи.
— Так ты же не простой служащий, а руководитель отдела, как ни крути. Давай-ка за тебя по пятьдесят.
Михаил разлил виски по стаканам. Мы чокнулись и выпили. Шотландский алкоголь действительно был хорош. Приятный дымный аромат и чуть-чуть привкуса молочного шоколада на языке.
— Дело не в деньгах,— сказал я.— С ними-то как раз все в порядке, грех жаловаться. Проблема в другом. У меня сегодня день рождения, а я сижу с тобой на кухне и пью виски. И в прошлом году так было, и в позапрошлом, и два года назад. Бутылки меняются, но суть остается.
— Мне бы твои проблемы. Собери компанию, погуляем.
—Не хочется. Знаешь, почему? Вы все кто с женами придете, кто с подружками, а я, как дурак, один буду сидеть в уголочке.
— Так вот ты о чем! Подружки нет... Слушай, искать не пробовал?
— Конечно, пробовал, и не раз находил. Закрутить роман — дело плевое. Беда в том, что от всех этих краткосрочных интрижек одно разочарование и чувство потерянного времени. Меня не интересуют банальные любовные похождения, я все жду, когда найду свою мечту, все гоняюсь за ней, и оттого, наверное, одинок. Мне нужна такая девушка, чтобы дыхание перехватывало, чтобы ночами не спать и трястись от счастья, к ее ручке прикасаясь.
— Вот ты загнул! Речьтри дня готовил?
— Экспромт, Миша, экспромт.
— Давай-ка лучше еще по глотку, и в ночной клуб рванем.
— Ты думаешь, именно там я найду самую лучшую де-вушку на свете?
— Мне не докладывали, можно девушку твоей мечты в клубе найти или нет, но я на все сто уверен, что к нам в дверь она сейчас не позвонит.
Дверной звонок отчаянно заверещал. Михаил засмеялся так, что расплескал виски.
— Ну, чего ты на меня смотришь? Иди, открывай. Вдруг, правда, девушка какая заглянула.
Может, в нашей жизни и есть место чуду, но за дверью оказалась всего лишь старушка из соседней квартиры. У бабушки кончились спички, вот и заглянула по-соседски. Огонька у меня не нашлось. Я никогда не курил, а плита была с электрическим розжигом. Бабушка запричитала и пошла звонить в другую дверь.
На кухне Михаил тщательно изучал этикетку виски.
— Тебя можно поздравить? — спросил он.— Девушка с ранимой душой и внешностью модели «Плейбоя»?
— Смешно тебе? Ну-ну... Ладно, уговорил, поехали в клуб.
В такси пахло давно не стиранными носками. Водитель, мрачный мужчина средних лет, молча крутил руль и периодически тихо матерился, когда его кто-то подрезал. Аромат, оскорблявший мое обоняние, таксиста нисколько не беспокоил.
Наше путешествие по ночным улицам закончилось перед клубом «Полигон». Не самое дорогое, но вполне пристойное заведение. Мы расплатились с водителем и выбрались из автомобиля. Последний раз мне довелось побывать в клубе года три назад. В тот период я обошел практически все более-менее приличные ночные заведения Москвы и мог без проблем подрабатывать гидом в любом из них. Надо сказать, что за то время, пока я избегал ночных развлечений, в клубной жизни принципиально ничего не изменилось Все те же стайки девушек, пытающихся казаться редкостными красотками, давящие на уши киловатты звука, полумрак и предчувствие секса. Скукота, одним словом.
Михаил сразу потащил меня в чилл-аут. Мы развалились в креслах и заказали виски: глупо было бы менять напиток посреди ночи. Помещение для отдыха было стилизовано под каюту подводной лодки. Прямо напротив меня располагался огромный иллюминатор, через который была видна сцена с неизменным шестом и танцпол. На подмостках извивались три девушки в блестящих трусиках и бюстгальтерах столь скромных размеров, что оставалось только удивляться, каким чудом прелести танцовщиц остаются на предусмотренном природой месте, а не выпрыгивают прямо под ноги ритмично колыхающейся толпе.