Блонский. Женская? Или какая другая?
Ракитина. Гриша, не юродствуй! На себя лучше посмотри… Ты, сволочь, всех моих подруг перетрахал!
Блонский. Это кто ж тебе такую ерунду сморозил?
Ракитина. Подруги — улыбками, глазками, жестами! Я же не кукла, все понимаю, все чувствую! А ты… Ты и сейчас… Чем ты все эти дни занимался?
Блонский. Дорогая, ты опять блядство с политикой перепутала.
Ракитина. Во как! Значит, если ты с блядями кувыркаешься, то это политика, а если я…
Блонский. Верно! Ты способна во время полового акта влюбиться. Я — никогда! Для меня это секс. И все!
Ракитина. Дурак! Я тебя до сих пор люблю. Любила, люблю и буду любить!
Блонский. Ладно, успокойся. Мы оба в говне, пора выбираться.
Ракитина. Как, Гришенька?
Блонский. Я рассказал Скокову, что ты — дойная корова…
Ракитина. И кто доит, сообщил?
Блонский. Да.
Ракитина. Ты плохо подумал, Гриша…
Блонский. Я хорошо подумал. Возьми себя в руки! У тебя дед с винтовкой на танк ходил, а ты… Размазня сибирская!
Ракитина. Не ори. Что дальше делать?
Блонский. Позвонить Скокову, встретиться и сказать, что ты согласна на операцию.
Ракитина. А во сколько мне эта операция обойдется?
Блонский. Неважно. Я тебе помогу.
Ракитина. Хорошо. Когда ты появишься?
Блонский. Сегодня не могу — двенадцатичасовым поездом уезжаю в Питер. Вернусь завтра.
Ракитина. Как только вернешься, позвони.
Блонский. У тебя какие-нибудь проблемы?
Ракитина. Скалон организовал мне два концерта…
Блонский. Скажи ему, что у тебя подписка о невыезде.
Ракитина. Концерты в Москве. Один в Доме железнодорожников, а второй… Забыла. В общем, кто-то из кандидатов в президенты… Он день рождения своей жены отмечает. Ты не против?
Блонский. Сходи. Вдруг он на радостях подбросит необходимую на операцию сумму. Только не пей.
Ракитина. Почему?
Блонский. После шампанского ты можешь опять политику с блядством перепутать.
Ракитина. Гриша!..
Блонский. Целую!
Свою роль разочарованного в жизни мента Климов играл с блеском. Он преобразился до неузнаваемости. Как внешне — костюм-тройку сменил на видавшую виды замшевую куртку и джинсы, так и внутренне — пригас и потускнел взгляд, лицо приобрело выражение глубокой задумчивости, исчезла порывистость и резкость в движениях, он стал до безобразия рассеян — не замечал и забывал здороваться даже с начальством, встречаясь с ним в коридорах. Да и спиртным от него постоянно пахло…
Смородкин, приняв игру Климова за чистую монету, пришел в ярость: дел по горло, а этот сукин сын, понимаешь ли, занимается фрустрацией. И он решил поговорить с Климовым. Серьезно поговорить. Как мужчина с мужчиной.
— Костя, ты скоро прекратишь обмывать свои полковничьи погоны?
— Завтра, — решил отшутиться Климов.
— Я серьезно.
— А если серьезно, то… Витя, они мне их нацепили, чтобы я заткнулся, чтобы не болтал лишнего, чтобы не высовывался! Вот я и не высовываюсь.
— А почему для этой роли они выбрали именно тебя?
— Начальник, — развел руками Климов.
— Что начальник, не спорю, но дело-то вел я.
— Ты обиделся, что тебя даже в приказе не отметили?
— Дурак ты, Костя! — выругался Смородкин. — Ты знаешь, как меня за глаза в конторе зовут?
— Вечный зам.
— А почему? Потому что еще пятнадцать лет назад мне предложили вступить в партию и занять кресло, в котором ты сейчас сидишь. Но я отказался: знал, что актер из меня никудышный, роль великого немого я не потяну!
Климов медленно поднялся — разговор происходил у него в кабинете, — побледневшее, сразу ожесточившееся лицо стало холодно и непроницаемо, еле сдерживая себя, старательно, как все подвыпившие люди, выговаривая слова, произнес:
— А я, значит, потяну. Ты это хотел сказать?
Смородкин удивленно заморгал и попятился: перед ним стоял прежний Климов — яростный и безудержный в гневе мужик, готовый влепить затрещину любому, кто встанет у него на пути.
— Тебя проверяют, Костя.
— А я иду им навстречу.
— И что из этого получится?
— Увидишь. — Климов сел, потер двумя пальцами переносицу и подумал, что перед Смородкиным ему темнить все-таки не стоит — свой мужик. — Мне кто звонил?