— Гоголевский бульвар, дом шестнадцать, квартира семь.
Смородкин позвонил старшему оперуполномоченному майору Пухову, попросил его пару часов посидеть в кабинете Климова — отвечать на звонки, отправить ребят по текущим делам — в общем, поруководить, а сам галопом помчался по указанному адресу.
Блонский жил на третьем этаже, и пока Смородкин поднимался к нему в квартиру, из всех дверей на него поглядывали испуганно-настороженные лица жильцов. Труп лежал в прихожей. Вокруг него прыгал со своей камерой фотограф, высокий, костлявый, похожий на раскладной стул парень лет двадцати пяти — тридцати. За его действиями с отрешенным видом наблюдали врач, два санитара с носилками и рыжий опер по фамилии Дикий, тот самый, который с пристрастием допрашивал Машу Ракитину в день убийства Слепнева.
— Здравствуйте, — сказал Смородкин, наклонился, взглянул в лицо покойного и сразу же увидел две небольшие, меньше копеечной монеты, дырочки с запекшейся по краям кровью, одну — над правым глазом, вторую — точно посередине крупного высокого лба. — Специалист, однако… — Он резко выпрямился, колюче посмотрел оперу в глаза. — Докладывай!
— Сценарий обычный, — нахмурился Дикий. — Киллер…
— Киллер — это по-ихнему, а по-нашему — убийца, — перебил его Смородкин. — Так что ты мне по-нашему докладывай… Чтобы я, значит, ничего не перепутал.
От такого издевательства опер пошел красными пятнами, не сдержался, даже принял бравый вид и ернически гаркнул во все горло: «Слушаюсь!» — затем, вытянувшись в струнку, затрещал:
— Убийца позвонил в дверь, на вопрос: «Кто там»? — ответил: «Телеграмма». «Кому?» — «Блонскому». Блонский, не снимая цепочки, открыл дверь и получил две пули в голову. Убийца бросил пистолет в прихожей и смылся. Предположительно на «Жигулях» синего цвета.
— Почему «предположительно»?
— Одни свидетели говорят, что это был «Москвич», другие — «жигуленок».
— Номер?
— Замазан грязью.
— Кто-нибудь видел убийцу?
— Соседка Блонского Сковородкина Мария Федоровна.
— Как он выглядел?
— Кроссовки, джинсы, глухой свитер и лыжная шапочка, закрывающая почти все лицо — в общем, можно сказать, и не видела.
— Протокол по всей форме составил?
— Так точно, господин майор!
— Ладно, хватит орать, — поморщился Смородкин. — Кто-нибудь еще в квартире во время убийства находился?
— Нет.
— Оружие?
— «Макаров» с глушителем.
«И Слепнева из «макарова»…» — Смородкин взглядом ощупал крепкую, ладно скроенную фигуру рыжего опера и уже оттаявшим, добродушным голосом проворчал:
— И что ты думаешь по этому поводу?
— «Заказ», товарищ майор. И если это дело пристегнуть к делу Слепнева, то… по-моему, заказчик один и тот же.
Смородкин еще раз побеседовал с соседкой Блонского, поговорил со свидетелями, перепутавшими марку машины, на которой приехал убийца, убедился, что рыжий опер все сделал правильно, и позвонил Скокову. Трубку снял Родин.
— Что делаете? — спросил Смородкин.
— Чаи гоняем.
Смородкин весело присвистнул.
— Ты смотри, страна буквально задыхается от трудового напряжения, а они чай пьют. И небось с коньяком.
— Угадал.
— Я сейчас подъеду.
— Зачем?
— Настроение вам испортить.
Скоков положил трубку параллельного телефона, вернулся к столу, за которым полукругом расположились Красин, Родин, Волынский и Яша Колберг, медленно опустился в кресло и сказал:
— Хороший мужик Смородкин, но настроение может действительно испортить. Любому. — Он взял чистый лист бумаги и поставил цифру один. — Спицын Станислав Евгеньевич… Так что он собой представляет, Виктор Андреевич?
— Юрист, — погасив сигарету, ответил Красин. — С именем. До перестройки входил в коллегию адвокатов, имел допуск, позволяющий участвовать в судебных делах по обвинению в политических преступлениях. Допуск этот выдавало не Министерство юстиции, а совсем другое ведомство — КГБ. Скорее всего именно это обстоятельство и позволило ему открыть в 1991 году собственное хозяйство — адвокатскую контору «Горное эхо».
— Где ты все это накопал? — с удивлением перебил Скоков, который прекрасно знал не только истинную ценность данной информации, но и сколь трудно ее достать, ибо гэбэшники хранили и до сих пор хранят свои тайны свято, а если и продают, то за очень большие деньги.
— Информация надежная, — ушел от прямого ответа Красин. — И связка великолепная: Скалон — Спицын. Спицын — мозг Скалона, его рабочая лошадка, поэтому не грех всобачить ему в одно место «пару шоколадок».