Дирижер и концертмейстер маэстро Нардуччи, мои партнеры — тенор Пранделли и баритон Марини, хор и оркестр театра «Фениче» — словом, состав превосходный, и «Травиата» привела в восторг не только венецианцев, но и многочисленных американцев и англичан, наводнивших город.
После короткого отдыха в Барбизанелло в начале сентября я решила перебраться в Милан, который постепенно вновь становился оперным центром Италии. Здесь были лучшие возможности для выступлений. В артистических и театральных кругах меня приняли с восторгом.
Театр «Ла Скала», увы, все еще был закрыт, но его восстановление уже началось.
Неожиданно я получила предложение спеть в «Травиате» в бергамском театре «Доницетти». В Милане я опять встретилась с мужем, который выразил желание быть вместе со мной и Мари. Я, конечно, согласилась, будучи уверена, что этого хочет и моя дочь, которая теперь повсюду ездила со мной. Я поставила одно-единственное условие: Энцо должен порвать все свои связи.
В ожидании, пока положение выяснится, я подписала контракт на двадцать выступлений в неаполитанском театре «Сан Карло». Вместе с мужем мы решили поехать в Неаполь в его машине. С нами была Мари, моя золовка Рина и мой секретарь Лонгоне.
Это было утомительное, но в общем приятное путешествие.
В пути я смогла воочию убедиться в том, какой ущерб, глубокие потрясения и разруху оставила нам в наследство война.
В Неаполе я остановилась неподалеку от улицы Кьяйа в доме старых и добрых друзей Де Муро — Грилли. Я опять почувствовала себя как в собственном доме: мы с Мари оказались в центре внимания и забот. Но после нашего последнего, довольно бурного объяснения Де Муро уехал в Милан.
Несомненно, мой муж искренне желал примирения, прежде всего из-за дочери. Но, с другой стороны, было ясно, что он не в силах принять твердое и окончательное решение. Мари больше не заговаривала со мной о возможном примирении.
В «Сан Карло» меня принимали удивительно тепло; я поняла, что Неаполь, с которым были связаны воспоминания о замечательных успехах, не забыл меня. Я пела в «Чио-Чио-Сан», «Богеме», «Травиате» и без преувеличения могу сказать, что это был триумф. Все три оперы по хорошей неаполитанской традиции шли в замечательном оформлении.
Единственным моим огорчением за все эти месяцы была долгая болезнь Мари. Мы обе заболели острым тонзиллитом, но я поправилась через несколько дней, а дочь словно никак не хотела выздороветь. В конце концов я обратилась к знаменитому профессору Амато, который нашел у дочки опасную инфекцию паратифа. С помощью профессора Амато и благодаря моим молитвам Мари понемножку восстановила свои силы.
Однажды ко мне неожиданно нагрянул типичный неаполитанец, одетый весьма претенциозно, полный, важный, с часами на толстой золотой цепочке и с двумя перстнями на пальце.
— Синьора, я пришел предложить вам несколько концертов и выступлений в «Чио-Чио-Сан». Вас ждут в Салеро, Сорренто, Санта-Мария-Капуа-Ветере и в других городах. Не раздумывайте долго. Вы сами подберете труппу из молодежи, а об оркестре я позабочусь. У меня шикарная машина, после каждого концерта я вас буду привозить в Неаполь.
Этот человек мне понравился, а так как мне нечего было делать да и дочка выздоравливала, я согласилась, меня волновала лишь мысль о том, чтобы были хорошие партнеры, а пианист знал бы репертуар.
Поездки я совершала в славной допотопной машине, черной снаружи как погребальный катафалк и обитой внутри ярко-красным бархатом. Развевавшиеся занавески были из небесно-голубого шелка, но верх изящества являли собой вазочки для цветов, увы, искусственных.
Мне приятно было нести радость жителям провинции, которые совсем меня не знали, но встречали на площадях, словно королеву.
Но вот закончился и этот забавный ангажемент. Я подумывала о возвращении в Милан, когда в один прекрасный день явился веселый и шумный, как всегда, импрессарио, но на этот раз с любопытнейшим спутником. Наряд «джентльмена» составляли пиджак в обтяжку в черную и белую клетку и старомодный галстук с торчащей огромной булавкой, его дополняли желтые перчатки и тросточка, напомаженные очень длинные волосы ниспадали на высокий накрахмаленный воротничок.
— Синьора, на этот раз вы должны украсить своим выступлением открытие крупного театра. Люди приедут со всех окрестных селений, аншлаг обеспечен.
Мне стало смешно. Я спросила, где же находится этот театр.
— В Оттавиано, синьора.
При этих словах слышавшая наш разговор хозяйка дома закричала: