7 марта. В Шанхай мы прибыли вчера вечером, и пароход два часа простоял в бухте из-за густого тумана.
Когда пароход смог пришвартоваться к пристани, полиция не хотела выпускать нас на берег. Нам необходимо было всего лишь пересесть на американский пароход „Президент Мэдисон“, направлявшийся в Гонконг. Однако на церберов полицейских не действовали никакие доводы, и они упорно повторяли: „Завтра, завтра“. Да, но завтра мы рисковали застрять в Шанхае, так как „Президент Мэдисон“ отплывал рано утром. Наконец нашему антрепренеру удалось добиться специального разрешения. Пересадка на американский пароход происходила в ошеломляющем темпе, ибо полиция дала нам на все считанные минуты. На „Президенте Мэдисоне“ мы наконец-то попали в мир комфорта, прекрасного обслуживания и вкусной американской кухни.
9 марта. Вот и Гонконг. Это первый по-настоящему китайский город. Я просто очарована им. Какая яркость и разнообразие цветов и красок! Мы часами колесили по Гонконгу, с трудом пробираясь сквозь плотную толпу пешеходов.
Наш рикша останавливался почти у каждого магазина и лавки. Побывали мы и в театре; актеры, как нам показалось, говорили невероятно быстро, плакали, пели, танцевали; рабочие сцены прямо по ходу действия на глазах у зрителей уносили и приносили подушки, стулья, коврики, всякую утварь.
Для нас, европейцев, такой театр неприемлем, но ему нельзя отказать в занимательности. Публика очень восприимчива к происходящему на сцене, хотя лица зрителей не выражают никаких эмоций — ни одобрения, ни скуки; почти все, не переставая, жуют миндаль и пьют чай. Из театра мы вышли оглушенные грохотом барабана и острыми пряными запахами, настоящими запахами Востока.
10 марта. Первый концерт в Гонконге. Просторный зал заполнили европейские резиденты и множество китайцев из высшего общества. Успех превзошел все ожидания. После концерта нас пригласили на обед в роскошный дом. Наш гостеприимный и богатый хозяин — большой любитель итальянской музыки, знаток европейского театрального искусства, особенно спектаклей „Ла Скала“. Муж принял приглашение без энтузиазма. Он с бо́льшим удовольствием отправился бы в местный итальянский ресторан и вдоволь насладился бы своими любимыми спагетти. После долгих пререканий мое страстное желание отведать новые, незнакомые блюда заставило Де Муро капитулировать. Мы сели в большую черную машину, которую вел сам богатый меломан, так плохо говоривший по-английски, что я с трудом его понимала. Отвечать ему я старалась как можно громче, боясь, что гостеприимный хозяин может услышать, какими эпитетами награждают его и меня сидящие сзади трое смутьянов, вынужденные отказаться от обеда в итальянском ресторанчике.
Сколько терпения проявила я в тот вечер! Обед был поистине пыткой, ибо бесконечные диковинные кушанья подавались с поражающей медлительностью. Муж тихонько ругался весьма колоритными, но совершенно непереводимыми словами. Ни Энцо, ни оба аккомпаниатора почти не притронулись к еде, но я мужественно пыталась воздать должное каждому из поданных разнообразных блюд.
Когда наконец утомительный обед кончился, я еле дышала. Затем был концерт, а после него изысканная беседа с гостеприимным хозяином, который делился впечатлениями о „Ла Скала“, о Тосканини и о самых знаменитых певцах; все это и отчаянный страх, что трое озорников своим поведением скомпрометируют итальянскую вежливость, доконало меня.
Распрощавшись с богачом китайцем, которому этот обед, вероятно, обошелся в копеечку, я велела шоферу побыстрее везти нас на пристань: рано утром пароход отплывал в Манилу. Я не чаяла минуты, когда смогу улечься в постель, но едва мы подошли к трапу, муж и два других „джентльмена“ преспокойно оставили меня одну, объявив, что идут „заправиться“ в ресторан.
Мои отчаянные протесты не помогли, и трое проголодавшихся итальянцев поспешно удалились и вернулись на пароход в самый последний момент, когда уже прозвучал сигнал к отправлению.
12 марта. Вот мы и в Маниле. Жара здесь стоит поистине адская. За несколько дней мы перенеслись от ледяных ветров Маньчжурии до удушающего пекла Филиппин. К приходу парохода на пристани собралось очень много народу. Среди встречающих — синьора Рохас, сестра певицы-сопрано Ховиты Фуентес. Как всегда, нам поднесли огромные букеты цветов, и я просто не знала, как с ними справиться. От жары и одуряющего запаха цветов я почувствовала, что теряю сознание. В гостинице — та же духота; я уже была не в силах двинуться.
У нас пропал аппетит и сон. К счастью, синьоры из комитета по чествованию Тоти Даль Монте прислали мне освежающие тропические фрукты — плоды манго и папайи.