Как трудно будет современным и будущим баритонам с такой же художественной выразительностью воплотить на сцене этот весьма сложный образ!
О Мариано Стабиле я храню также личное приятное воспоминание. Мы выступали вместе в «Ла Скала» в «Дон Паскуале», и после исполнения знаменитого дуэта зрители долго вызывали нас на «бис».
Из первоклассных баритонов, также певших вместе со мной, хочу отметить еще обладателя удивительного голоса Бенвенуто Франчи, Вильоне Боргезе, Бьязини, Римини, Гирардини, Росси Морелли.
Баритон Аугусто Беуф, в конце своей артистической карьеры певший басом, был моим очень приятным партнером в турне по Австралии и Новой Зеландии. Голос его отличался стихийной силой, и он обладал темпераментом настоящего певца. Наибольших успехов он достиг как баритон, имеющий очень обширный репертуар.
Из всех басов, певших со мной, наиболее яркие воспоминания сохранились у меня о Федоре Шаляпине, одном из величайших артистов всех времен, новаторе и одновременно продолжателе лучших вокальных традиций.
Не говоря уже о потрясающих образах в «Борисе Годунове» и «Дон-Кихоте», незабываемым останется исполнение им партии дона Базилио. В «Севильском цирюльнике» мы пели вместе не только в «Ла Скала», но и в огромном зале Кливлендского театра. В «Ла Скала» Шаляпин осуществил также режиссуру и постановку «Севильского цирюльника», с тем тонким умением и вкусом, который признавали буквально все.
Он был таким педантичным и даже придирчивым в своей роли постановщика, что однажды подверг тяжкому испытанию даже мое долготерпение. Но когда я не удержалась от выражения досады, Шаляпин не только не обиделся, а, похоже, даже развеселился. Возможно, он нарочно хотел меня подзадорить.
— Имей терпение, Тотарелла! — воскликнул он. — Ты сама только выиграешь, если все будет сделано в лучшем виде. — И снова принялся обсуждать с рабочими сцены, как надо повесить занавеси и какого они должны быть цвета.
У этого человека были стальные нервы! Но прав был он, а не я. Как всякий истинно великий художник, он не терпел никаких «приблизительно и примерно», и, выступая вместе с ним, я научилась очень и очень многому. Кроме рассказанного выше случая, Шаляпин относился ко мне очень мило и дружелюбно. Он звал меня ласково «Тотарелла», «моя Тотарелла» и щедро одаривал похвалами и драгоценными советами. Накануне моего первого путешествия в Россию я зашла к нему, в его парижскую квартиру. Он жил в роскошном доме, обставленном в русском стиле. Буквально во всех уголках виднелись реликвии его заслуженной славы и редкие удивительные сувениры.
Шаляпин встретил меня очень радушно, по-дружески обнял и весь вечер был необыкновенно предупредителен и любезен. Я рассказала ему о моем намерении пересечь Советский Союз по транссибирской магистрали.
— Счастливица! — взволнованно воскликнул Шаляпин. — Какое это счастье — ступить на землю святой Руси! Я надеюсь, что рано или поздно вернусь на родину. Езжай смело, Тотарелла! Никто тебя там не съест. Кое-каких мелких неприятностей тебе, конечно, не избежать, но все это пустяки. В моей стране артистов всегда встречали с величайшим уважением. У меня есть все основания думать, хоть с тех пор много воды утекло, что артисты по-прежнему там в почете.
С другим знаменитым певцом, басом Надзарено Де Анджелис, я пела вместе в «Севильском цирюльнике». Наибольшую славу ему принесли партии Мефистофеля и Моисея.
Моими партнерами по сцене были и бас Эцио Пинца, который, перебравшись вскоре в США, создал себе имя как артист кино и телевидения, великолепный комический актер Ди Лелио, Танкреди Пазеро, Залевский, Ригетти и, наконец, Фернандо Аутори, превосходный певец и… карикатурист.
Более многочисленным было «воинство» моих партнерш по сцене, о которых я охотно вспоминаю по сей день.
О сопрано Розе Райза, великолепной певице с отточенной техникой, блиставшей в операх «Норма», «Франческа да Римини», «Трубадур», я уже писала. Она поистине была певицей, достигшей вершин мастерства. Уже завоевавшая к началу моей карьеры всеобщее признание, Роза Райза не раз проявляла ко мне живейшее участие и оказывала дружескую поддержку.
Поэтичной и тонкой певицей была безусловно Клаудия Муцио, у которой редкостной красоты голос счастливо сочетался с талантом актрисы. В ее исполнении больше всего меня поразила Маддалена в «Андре Шенье» и Виолетта в «Травиате».
С большим уважением я всегда относилась к Джаннине Аранджи Ломбарди, чье свежее сопрано особенно подходило к музыке Верди. Ее исполнение отличалось совершенством стиля и прекрасной школой.